Сказка о принце. Книга первая
Шрифт:
– Смотрите, Вета, - принц подошел ближе. – Клеймо Роджерсов. Надо же, а я и не знал. Когда это было, бабушка? – обернулся он к старухе.
– Почем я помню, - отмахнулась та. – Зимы, наверное, три назад… или две.
– Интересно, - протянул Патрик. – Что понадобилось Роджерсам в этих местах? Владения их, насколько я помню, намного южнее…
– Ты, парень, идти собираешься? – перебила его Хая. – Или так и будешь до вечера лясы точить?
– Иду, бабушка, - послушно отозвался принц.
Выждав, когда Патрик уйдет, бабка напрямик обратилась
– Любишь его, что ли?
Вета посмотрела на нее – и опустила взгляд.
– Да.
– Да… А чего ж не берешь? – хмыкнула бабка.
– Я ему не нужна, - полушепотом выговорила Вета. – Он…
– Что – он? – перебила ее бабка и фыркнула: – Он! Или ты не знаешь, девка, что все в руках женских? Или не видишь ничего?
Вета оскорблено вскинула голову.
– Он не любит меня – так что же, я навязываться должна?! На шею ему вешаться?
– Дурочка, - вздохнула бабка. – Не мужики в таких делах решают, а бабы. Это у них все через ум идет, а мы-то, мы-то сердцем живем. Подластись к нему, подкатись колобком, слово приятное скажи… вот и сладится дело. Патрик твой – мальчик хороший, только молодой еще, глупый. Такая любовь, как твоя, в жизни раз только встречается, а кому-то и вовсе не встретится. Отпустит он тебя – сам станет локти кусать, да поздно будет. Если с умом, то его сейчас приручить надо, пока он никто. А если станет королем – нужна ты ему будешь…
Вета лишь рукой махнула.
– А боишься сама – давай помогу. Хочешь – зелье какое сварю? Враз проймет, - Хая хихикнула и подмигнула Вете.
– Нет, - покачала головой девушка. – Не хочу ему силой навязываться. Пусть сам.
– Ну и дура, - проворчала бабка. – Смотри – поздно будет.
– Другую, что ли, встретит? – горько улыбнулась Вета.
– Другую, - так же ворчливо ответила Хая. – Другую-то другую, да только другая та с косой.
Вета непонимающе взглянула на нее. И охнула – поняла. Вскочив, отбросила шитье, схватила старуху за руку.
– Ну чего ты вцепилась-то в меня, - рявкнула Хая, выдирая руку. – Оговорилась я. Не то ляпнула.
– Нет уж, - Вета выпрямилась. – Говори мне все! Теперь же говори!
– Да нечего там, - отвернулась старуха.
Вета требовательно и умоляюще заглянула Хае в глаза.
– Мне все нужно знать! Все! Иначе… иначе зачем все это?
– Погоди охать-то, - проворчала бабка. – Я уж и ему сказала: не время пугаться, может, и не сбудется еще ничего. Там линия-то хоть и прерывистая, а все ж дальше идет. Словом, если повезет ему – уцелеет, и все в его руках окажется. Но может и погибнуть. Может, ранят его, может, болеть станет тяжко. И с тобой то связано, да. Не то помочь ты ему сможешь, не то наоборот… подтолкнешь.
– Куда? – тихо спросила Вета.
– Туда, - бабка неопределенно махнула рукой. – Далеко-далеко, откуда не возвращаются.
– Что же мне делать? – шепотом спросила Вета.
Бабка помялась.
– Я там не разобрала маленько… странное какое-то пересечение. Словно там другая черта начинается. Сын, что ли? – неуверенно спросила она сама себя и закрыла глаза, припоминая. – Да нет, не похоже. Словом, не знаю я, - рассердилась она. – Все, что знала – сказала тебе. А ты не морочь голову раньше времени, придет пора – вспомнишь и рассудишь сама…
– А изменить? – умоляюще спросила Вета. – Изменить я могу что-нибудь?
– Все мы все можем, - загадочно ответила Хая. – И не можем ничего. Отвяжись ты от меня, дева. Лучше вон иди платье дошивай. И живи – сейчас, о будущем не думай, оно само о себе напомнит, когда время подскажет. А про себя – не проси, не скажу ничего. Незачем тебе раньше времени судьбу знать, она сама тебя найдет.
И вздохнула.
* * *
В тот же вечер Хая решительно заявила им:
– Вот что, ребятки, уходить вам нужно. Послезавтра ярмарка, народ съедется со всей округи, не нужно вам, чтобы кто-то видел. Силенок у вас вроде прибавилось, лепешек на дорогу я дам. Уходите. Меня тоже пожалейте – если прознает кто, что вы у меня скрывались, так не то что ведьмой обзовут снова, а и… - она махнула рукой.
– Уходите.
Вета – в ушитом по фигуре платье и старухином чепце – выглядела не богатой, но и не бедной крестьяночкой, и рядом с ней Патрик казался оборванцем-бродягой. Бабка отдала ему старые штаны и рубаху мужа; штанины едва доходили до щиколоток, а рукава рубахи не прикрывали даже запястьев, но принц был рад и этому. Солдатские сапоги выглядели вполне крепкими и разваливаться пока не собирались. Палаш Патрик замотал в тряпку, чтобы не бросался в глаза, нож повесил на пояс.
Хая показала им тропу, змеившуюся в высокой траве, и предупредила:
– Будьте осторожны. Деревень тут мало, и не везде, понятно, те солдаты побывали, но кто его знает… остерегайтесь. Ежели чего – говорите, что брат и сестра. Не похожи вы, правда… да и руки тебя, парень, выдают. Ну да авось пронесет.
И пристально взглянула на принца:
– Что обещал мне, помнишь?
– Помню, - Патрик не отвел взгляда.
– То-то. Гляди мне, - она погрозила ему коричневым кулаком, а потом вдруг вздохнула – и погладила его по щеке. Патрик поймал ее морщинистую руку – и коснулся ее губами.
– Ишь, чего выдумал, - проговорила бабка, но руку не отняла. – Помогай вам Бог, ребятки…
Патрик и Вета переглянулись – и в пояс поклонились ей.
Сначала они шагали молча, опасаясь выдать себя неосторожным словом или слишком громким дыханием. Но время шло – а вокруг был все тот же лес, только теперь приветливый и радостный в пении птиц в ветвях и солнечных зайчиках. И как-то вдруг поверилось, что ничего плохого с ними здесь случиться не может. В руках – узелок с запасом еды, под ногами – тропа, а тропа не может привести к плохому. Дрова – под любым деревом; бабка отдала им старое одеяло, одно на двоих, и теперь – в начале лета - им не грозило замерзнуть ночью.