Сказка о Шуте и ведьме. Госпожа Янига
Шрифт:
— Очень вкусно, госпожа, спасибо, — Джастер улыбнулся мне не только губами — взглядом. И от этого тёплого, полного искренней благодарности взгляда меня наполнило таким неожиданным тихим счастьем, какого я прежде не знала. Да я ему каждый день готова эти лепешки печь, лишь бы он так на меня смотрел…
— Благодарствую, госпожа, — негромко пробормотал Микай, не поднимая головы, зато спуская меня с небес на землю.
Ну вот зачем он Джастеру, а? Отпустил бы его сразу, и мы бы снова вдвоём остались. Глядишь, он бы после такого завтрака и на ласки бы раздобрел…
А так и
Только и остаётся, что опять госпожу ведьму изображать.
Джастер едва заметно улыбнулся, отправляя очередную лепёшку в рот, словно знал, о чём я думаю.
А может и знал. Не сложно догадаться…
Из демона я душу вопросами вытрясу… Так, а не этого ли он от меня ждёт?!
Расспросить этого Микая как следует, и пускай едет, куда хочет! А я снова останусь с Джастером вдвоём…
Я дожевала лепёшку, вытерла руки и посмотрела на кузнеца, не поднимающего глаз от золотой тарелки со скромным угощением.
— Ну что, Микай, рассказывай, как ты здесь оказался.
Получилось очень повелительно. От неожиданности и моего тона парень едва не выронил лепёшку и ещё ниже опустил седую голову, отчего мне стало немного неловко. А вот Джастер даже бровью не повёл, наслаждаясь любимой едой.
— Неча рассказывать, госпожа. — Негромко сказал кузнец. — Человек я простой, в Чернецах жил, недалече тут. Слыхали, поди? Уголь наш много где знают, да и дорога-то в город аккурат через нашу деревню самая короткая, мимо не проедете… Батюшка мой коваль тамошний, и меня ремеслу обучил, да вот не сложилось…
— Почему не сложилось? — я поняла, что Микай ничего не знал о своей деревне с тех пор, как попал к разбойникам. И огорчать его мне совсем не хотелось.
Микай опустил голову ещё ниже.
— На острове… там… — ещё тише заговорил он и даже Джастер убрал руку от очередной лепешки, внимательно слушая рассказ. — Вы видали вчера… госпожа Лира это была… Добрая ведьма, целительница… Так вышло, кады я родился, она у нас гостила. Матушка моя её завсегда привечала, да и любой бы в деревне приютил, потому как её снадобья любую хворь исцеляли… А как матушка мной разрешилась, у коровы нашей весь удой вечерний скис. Вот и шепнула госпожа матушке, что…
Голос кузнеца стал ещё тише и глуше, зато звон у меня в ушах усилился. Надо будет у Джастера спросить, может, посоветует что. А то я оглохну быстрее, чем высплюсь.
— Чтобы отписали в столицу, вдруг дар у меня волшебный, — тихо поделился своей бедой Микай.
— И как, отписали? — спокойно спросил Шут.
— Отписали, — кузнец вздрогнул, но головы не поднял. — Батюшка писарю в городе заплатил, тот письмо отписал. И приехали за мной! Такой путь далёкий проделали, а зря всё! Нету у меня никакого дара! Пустышка я оказался!
Он зло ударил кулаком по земле, а мне иглой вонзился в уши пронзительный звук. Это был даже не звон, у меня в голове появилась струна, готовая вот-вот лопнуть.
Великие боги, да что же это такое?!
— Сильно расстроился отец? — негромко спросил Джастер и его вопрос вдруг ослабил невидимую струну.
— Спрашиваешь… — вздохнул Микай. — И он, и матушка переживала. Вся ж деревня ждала, что меня в столицу заберут, а я… Эх…
— А как ты к разбойникам-то попал? — Джастер не давал кузнецу погрузиться в новую бездну отчаяния. — Ремесло родительское не по душе пришлось?
— Как энто — не по душе? — возмущённо вскинул голову Микай. — Ты чего глупости болташь? Да у меня руки сами к делу горят! Да мои подковы — за лето не сносить! Гвозди — не согнуть! Косы не сломать!
— Верю, верю, — примиряющее вскинул руку Шут. — Ты рассказывай, как докатился до жизни такой.
— Госпожу Лиру искать пошёл. — Кузнец снова опустил плечи. — Прозвали меня колдуней в деревне, жизни не стало. Вот и решил у неё узнать, неужто обидел её чем, что она меня так прокляла… А она уж старая совсем, по дорогам не ходила почти. Слыхал я, что она вроде как в Лисовушках поселилась, энто по дороге-то через город и опосля ещё дня четыре. Долго это, не мог я родителей настолько оставить. А через Гнилушку коли, за седьмицу обернуться можно. От и обернулся…
— Неужто вы не знали, что они тут лагерь устроили?
Микай поднял голову и коротко посмотрел на Шута. И по одному его взгляду всё стало ясно.
Знали. Прекрасно знали.
— Уговор у нас с ними был, — отвёл кузнец глаза в сторону. — Не трогали они нас. Сам Вран ходил к нам в кузню иногда, то оружие поправить, то железо ломаное продать. Батюшка-то отказался поначалу, а он тады молвил: или помогашь или всю деревню под нож. Да и ночью я проскочить хотел. Думал, про чудищ брешут всё, пока сам ему в лапы не попал.
Я только качала головой. Вот оно как… Не просто знали, а ещё и помогали, чтобы самих не пожгли. А толку…
Ночной хватала, который тут за место сторожевого пса был…
— И как же ты живым остался? — я вмешалась в беседу. — Это чудище жрёт всё, до чего дотянется.
Невидимая струна в голове болезненно звенела, отзываясь на каждое слово кузнеца.
Договорим и попрошу у Джастера помощи. Иначе я так с ума сойду скоро…
Микай вздрогнул и посмотрел на меня.
— Атаман спас, госпожа. Он со своими мимо проходил да мои крики услыхал. А Врана все чудища слушались, потому как перстень у него заколдованный есть. Никакие чары с ним не страшны! От, Вран меня узнал и молвил, что может меня к себе ковалем забрать, чтоб каждый раз по нужде в кузню нашу не ходить, ноги не топтать. А коли сбегу, то и Чернецов не станет больше…
— И сколько ты ещё терпеть собирался? — спокойно поинтересовался Джастер. — Год, два, всю жизнь?
Микай стиснул кулаки и скрипнул зубами.
— Сей ночью бы утёк, да ты помешал! Ты молвил, подумай, как дальше жить, а тут и думать неча! Домой я пойду. Батюшке с матушкой помогать, дело своё продолжить. Оне ужо меня и не ждут поди. И весть хорошую принесу, что нету боле на Гнилушке никого, мошка одна да комарьё. Благодарствую вам за то, — он хмуро посмотрел на Шута и перевел взгляд на меня. — Всё сказал, госпожа. И коли уж я вам всё поведал, и зла вы на меня не держите, сделайте милость, скажите, как мне проклятие госпожи Лиры снять? Не хочу прозвище такое всю жизнь носить, нету у меня колдовского дара, и не было никогда!