Сказка о Шуте и ведьме. Госпожа Янига
Шрифт:
Невидимая струна в голове зазвенела и лопнула, серебристой вспышкой ударив изнутри по глазам и погрузив меня в темноту.
— Госпожа? — встревожено донеслось до меня. — Госпожа Янига, что с вами?
Я несколько раз моргнула, приходя в себя. В голове больше не звенело. Зато…
Зато в груди встревоженного Микая горел тёмным пламенем цветок дара.
А Джастер с довольной улыбкой намазывал мёдом последнюю остывшую лепёшку.
— Госпожа? — снова повторил кузнец, подавшись вперёд. — Не прогневал я вас?
В голове царила пустота.
— Есть у тебя дар. — Тон получился холодным и спокойным. — Только не волшебный он, а тёмный. Колдун ты, кузнец.
Микай растерянно плюхнулся на землю и смотрел на меня, открыв рот. Шут невозмутимо дожевал последнюю лепёшку, собрал все золотые блюда и, пальцем выскребая из горшочка остатки мёда, направился в сторону ручья, оставив меня в одиночку разбираться с таким «подарком».
— Не… нечто шу-шуткуете, г-госпожа… — сипло выдавил парень. — Как же так-то… Н-ни… Никады не… не бывало…
«— …если мой дар будет… звучать, то на него откликнутся те, у кого…
— Голос дара звучит так же или очень похоже».
Цветок магов…
Неужели мой дар созвучен дару Микая? Но в чём?
Не любовной же магией он заниматься должен?
— Сдаётся, не всё ты мне рассказал, Микай, — протянула я с интонациями Даэ Нану. — Ой, не всё.
Кузнец вскинулся, синие глаза смотрели с испугом и затаённой паникой.
— Говори, пока добрая, — подлила я масла в огонь. Не только Джастеру так пугать, я тоже могу…
— Верно молвите, госпожа, — кузнец виновато повесил голову. — Вечор, кады «пёс» ваш полудурком прикидывался да вас искать пошёл… На остров… Не ведаю, что случилось, госпожа. Полыхнуло всё так, что я ослеп поначалу, а тут так жаром дало, как уголья в горне! — он похлопал себя по груди. — Ох, сосмурнело мне госпожа, так сосмурнело — на ногах не устоял. А потом и вовсе… Всякого ужаса я навидался, а такого не доводилось… — он с опаской покосился в сторону тропинки, по которой ушёл Шут. — Стыдоба молвить, а упал я, как с угару. Ночью токма очухался, госпожа. Хотел утечь, да вот…
Микай ощупал затылок, чуть поморщился, задев или ссадину, или шишку и вздрогнул, разглядывая седую прядь, попавшую между пальцев.
— Как энто… — растеряно и как-то по-детски пробормотал он. — Откель…
Так значит, поседел он за эту ночь? Великие боги… Это что же за ужас Джастер творил, что беднягу так проняло, как до этого не пронимало?
Или, может, это из-за открывшегося внезапно дара?
Но сказать я ничего не успела: кузнец подался перёд, умоляюще сложив руки перед грудью..
— Госпожа, смилуйтесь! Избавьте меня от проклятия такого! Век вам благодарен буду, что хошь вам скую, токма избавьте от дара проклятого!
— Он тёмный, а не проклятый! — оскорблено я поднялась, а кузнец упал на колени. — И сила эта самой Датри дана, потому даром и зовётся! А ты от него отказываться смеешь, да ещё и проклятием зовёшь?! Стыда у тебя нет?!
— Смилуйтесь, госпожа! — взвыл Микай. — Как же ж я такой батюшке с матушкой на глаза покажусь?! Мне ж жизни не будет! Всей деревней засмеют!
Ох, Датри! Ну почему мне опять говорить ему дурные вести?
Почему я, а не Джастер?! Ему же это легко, как ягоду с куста сорвать! Как пылинку с рукава стряхнуть!
«Нельзя быть рядом с тем, в кого ты не веришь и кому не доверяешь…»
Он мне верит. Поэтому и ушёл, оставив кузнеца на меня. Значит, я справлюсь с этим разговором.
— Не засмеют, — я сцепила руки на груди и постаралась говорить ровно, чтобы не выдать свои чувства. — Нет больше Чернецов. Обманул тебя Вран, не сдержал слово. Три дня назад дотла спалил. Под утро пришёл со своей бандой, никого не пощадил. Мы с Джастером в живых только трёх баб нашли, Керика, старика со старухой, да ребятишек малых несколько. Остальных земля взяла.
Бледный, без кровинки кузнец стоял на коленях и смотрел на меня почти сумасшедшими глазами, мотая головой и отказываясь верить.
— Ста…рик… — хрипло пробормотал он, а в глазах отчаянно разгоралась надежда. — Госпожа моя… Ста…ру…
У меня сердце кровью обливалось, а на глаза наворачивались слёзы, но я старалась держаться и только покачала головой. Мне совсем мне хотелось говорить такие вещи, но и обманывать я не могла.
— Нет, это не они, не твои родные.
Микай глухо застонал, уткнулся лицом в ладони, качаясь из стороны в сторону, а затем с яростным рёвом несколько раз ударил кулаком по земле, вырывая мох и оставляя в песке большие вмятины. По его скажённому лицу текли слёзы, он скрежетал зубами, бил землю, бранился и рычал, вымещая свои боль и ярость.
Я замерла, боясь пошевелиться и прилечь его внимание. Это было совсем не похоже на ярость Джастера. С Шутом я была уверена, что он меня не тронет, а вот обезумевший от горя Микай…
Шанак, Датри! Ну где же Джастер?! Почему он бросил меня одну?!
Что мне делать?!
Микай сел, сгорбившись, упираясь кулаками в землю. Его плечи вздрагивали, растрепанная седина скрывала лицо.
Ох, Датри… Даже смотреть на него больно…
Мне очень хотелось подойти к парню и хоть немного утешить его горе, но я опасалась, что кузнец снова разъяриться. Да и не знала я, что сказать. Джастер вот умел в любой беде слова утешения найти…
— Я посуду помыл, госпожа, — весело заявил вышедший на поляну Шут, играя золотыми тарелками. Он подкидывал их и ловил по очереди, тарелки сверкали и сияли, и казалось, что в его руках маленькие солнышки. — Можно собирать вещи и в город ехать. А то дел у вас ещё много.
Слава богам! Как же хорошо, что он пришёл…
— Да, — я отошла от костра, отряхивая и разглаживая подол. Сухая хвоя нацеплялась на кружева, кое-где они всё же успели порваться. Мука и готовка тоже оставили свои небольшие следы, как я ни старалась уберечь наряд. Хорошо, не прожгла нигде. Не по лесу да болотам в такой красоте ходить…