Сказка в дом стучится
Шрифт:
Он все знал, а я — ничего… Он сварил кофе, и в моем желудке оказалось аж полторы чашки, но до этого туда отправился йогурт и крекер с маслом. Какой-то совсем холостяцкий завтрак получился…
— Ты зачем берешь кольца? — спросила я Валеру в дверях.
Он сунул их в карман и изрек:
— Боюсь, что у невесты все еще девичья память. Нас, конечно, и без колец распишут. Но это будет как-то ну совсем по-молодежному.
Я подошла и поцеловала — по-молодежному, взасос, обвив ногой его бедро.
— Я сейчас останусь дома, — простонал жених, запуская руки под мою футболку.
Не будь я в джинсах, задрал
— Иди! — я толкнула его в грудь, чуть-чуть, но чувствительно, и он еще драматичнее откинулся на дверь. — Наслаждайся последними часами холостяцкой жизни…
И прикусила язык — жизнь у него не холостяцкая, а вдовья… Или как там у мужчин это называется? Вдовцы снова становятся холостяками? Собственно он никогда и не считал себя женатым — во всяком случае, счастливо женатым. Исправим?
Но Валера промолчал про холостяцкую жизнь — молча щелкнул меня по носу и ушел, захлопнув дверь. Дверь в мою свободную жизнь. Я рухнула в кресло — в прихожей, не в силах пошевелить ни ногой, ни рукой.
Аля, как же так получилось? Что получилось? И зачем? Это же только в сказках так происходит, что царевна упала, очнулась и уже замужем… Это же только в старину влюбленные венчались тайно, хотя священники и не имели права венчать их без родительского благословения и рисковали саном. Но сегодня рискую только я — оказаться связанной по рукам и ногам чужими обязательствами и чужими детьми. Они не станут никогда моими, хоть вступят в действие двадцать постановлений суда.
Не станут? Почему? А потому что страшно. Потому что я маленькая еще, я в куклы играю… И пусть во всех моих сказках все хорошо кончается, но в жизни слишком много историй с плохим концом. Разве Наташа думала о плохом, когда выходила замуж за Валеру? А почему я думаю только о плохом? Чтобы все в итоге закончилось хорошо?
Да потому что думаю о Валерке десятилетней давности! Он прав. Думаю о хорошем и плохом в свете того времени. Однако сейчас это совершенно другой человек… Человек, с которым я познакомилась две недели назад. Ну кем он был для меня тогда? Существом мужского полу, которое работало с отцом подруги и заодно являлось ее братом. Возможно, откройся он мне тогда, все сложилось бы иначе — и для него, и для меня, и для всей их семьи… И моей, наверное, тоже: не было бы вечного противостояния с мамой из-за моих несуществующий шашней с отцом Валеры.
Когда же мы перестанем думать о людях плохо? Когда дадим им шанс быть хорошими? Сегодня, в полдень… Исчезнут тени прошлого. Я на это надеюсь, я этого хочу… И пусть наша жизнь с этой минуты будет ровной и гладкой, как застеленная после жаркой ночи постель. Первое июня. Первый день лета. Первый день моей семейной жизни. Первое действие сказки, еще мною не сочиненной.
Глава 74 "Самая вкусная сушка"
Мы встретились на углу в половине двенадцатого и от угла пошли, уже взявшись за руки. Если бы мы взялись считать шаги, то не дошли бы до тысячи, таким коротким оказался наш путь к семейному счастью, но мы не считали, а пожимали друг другу руки в такт болезненному биению наших сердец. Шли размеренным шагом, никуда не спешили. Шли, буднично глядя по сторонам, не замечая при этом ни серости окружающих нас зданий, ни таких же серых лиц, проходящих мимо людей. В небе сияло солнце, летнее солнце, и, в угоду наступившему по календарю лету и нам, воды Невы попытались перестать быть серыми. Хотя бы в наших глазах!
Мы перешли Володарский мост, точно Рубикон. Стекляшку ЗАГСА, расположенного в жилом доме, сложенном ещё в старосоветские времена из серых блоков, окружала разряженная праздничная толпа. Мы остановились переждать отъезд молодоженов: белому лимузину катастрофически не хватало места, чтобы развернуться. Мы не увидели выход жениха и невесты, но не сговариваясь помахали им вослед. Пусть катят с шиком в новую жизнь, а мы в свою войдем пешком. Рука об руку.
— Вы гости? Или подать заявление? — спросили нас на входе.
— Мы жених и невеста, — ответил Валера без иронии, и у меня екнуло сердце и дрогнула нижняя губа.
Когда нас проводили в кабинет, я просто рухнула на стул, потому что ноги вдруг передумали меня держать: коленка так и прыгала, так и прыгала… Работница ЗАГСА на нас не смотрела, только на лежащие перед ней документы. И хорошо — я небось шла пятнами, зелёными, как не купленное вчера платье.
— Кольца есть? — буркнула женщина, не поднимая на нас глаз. Наверное, на нас закончились ее улыбки и ангельское терпение.
Валера молча положил пакетик с кольцами на стол. В этот момент открылась дверь, и вошедшая нарядная девушка шепотом сообщила, что можно будет пройти в зал, пока там никого нет.
— Вы хотите?
Женщина наконец подняла на нас глаза: не злые, но вот в голосе ее звучала тоска смертная.
— Почему бы и нет… Для кого-то это в первый раз, — попытался улыбнуться Валера, но даже ему улыбка сейчас далась с большим трудом.
И рукопожатие вышло стальным: сейчас ни одного целого пальца, чтобы одеть кольцо, не останется. И даже на ногах! Вокруг сказка, а я не поднимала глаз к потолку, с которого свисали огромные ажурные люстры: все следила за ногами в неудобных, а таких на вид приличных туфлях. И с трудом вписалась в распахнутую для нас дверь. И даже не поняла, о чем девушка все время говорила с Валерой. Оказалось, о заказанном для нас фотографе. Да? Ну да… Конечно — пара снимков на память о таком дне!
Зал нам достался желтенький, солнечный, под стать летнему деньку. Вокруг плывущего по стене кораблика летали птички: то ли голуби, то ли чайки — мне сейчас было не определить. Точно не скворцы. Скворец жался к серому голубку, который не отпускал моей руки, ставшей вдруг до противного влажной.
— Только не говори тётке, что желание твоё создать со мной семью недобровольное. Это будет нашим с тобой секретом.
Ох, дошутится! Под ногами натёртый до зеркальности пол. Сейчас как растянусь в полный рост, понесёт меня Терехин под венец на руках. Пока же мы шли чинно — без музыки, зато маршем. Нога в ногу, рука в руку. С улыбкой? Кажется…
И остановились. В нескольких шагах от стола с зеркальной поверхностью, за которым стояла улыбающаяся женщина. Задрапированное белым окно, отороченное красным, казалось сценой, и она, актриса-судьба, хорошо поставленным голосом зачитывала нам приговор — жить долго и счастливо, любить и беречь друг друга и умереть в один день… Нет, последнего она нам, конечно, не пожелала — это же не сказка, это реальность. Моя реальность, и нужно смотреть правде в глаза, не жмурясь, пусть она и колется. Надо же — я…