Сказка Звездного бульвара. Севастопольские сны
Шрифт:
А жизнь – страшно живуча. Только на Земле она – и в жерлах вулканов, и в антарктических льдах, глубоко под землёй без света и замурованная в камне без кислорода. Жизнь путешествует с планеты на планету в виде спор на частицах космической пыли, метеоритах и кометах.
Многое, конечно, несёт жизни угрозу: смещение оси вращения и глобальное изменение климата, падение или близкий пролёт крупного тела, вспышки на Солнце и прохождение Солнечной системы через плотные облака космической пыли, близкие взрывы сверхновых звёзд, а теперь ядерные войны, наконец.
И в самом деле, в случае ядерной войны на Марсе выгорела бы органика, затем наступила бы “ядерная зима” – глобальное переохлаждение планеты вследствие экранизации солнечного излучения огромным количеством сажи и пыли в атмосфере. Кислород, не вырабатываемый
Граница неустойчивости к переохлаждению проходит, по расчётам, где-то между Венерой, уже перегревшейся в результате какой-то катастрофы, и Землёй. Если бы поверхность Земли в одночасье покрыть глянцевой бумагой, то за счёт отражения тепла в пространство температура упадёт сразу до минус 90 градусов Цельсия, на десятилетия наступит ледниковый период!
Да, умертвить планету легко, а попробуй-ка её оживить, сделать пригодной, комфортной для жизни! С Марсом придётся повозиться. Покрыть его чёрной бумагой? Прибуксировать ледяную комету на низкую орбиту и постепенно распустить её в атмосферу, которая продержится тысячелетия? Нет, надо овладеть гравитацией и подогнать сразу какой-нибудь лишний ледяной спутник Юпитера или Сатурна на низкую орбиту, к границе области Роша, в которой этот спутник будет постепенно разрываться гравитационными силами Марса, а его льды будут слизываться в атмосферу, долго подпитывая её. Марс же за счёт мощных приливных сил оживит в себе вулканизм. Планета оживёт на миллионы и миллионы лет.
Дело за малым – овладеть гравитацией! Ведь, по преданиям, древние монахи на территории Южной Америки владели ею, передвигая огромные плиты…”
Сан Саныч вспомнил, как один из его знакомых, специалист по гироскопам, рассказывал ему, что часто при проведении опытов раскрученные волчки “сбрасывали вес”, даже срывались с подвесов и носились под потолком, а в смерчах, этих своеобразных подобиях гироскопов, наблюдалось уменьшение веса взлетавших предметов – одних аэродинамических сил тут недостаточно! Исследователи не обращали на эти казусы особого внимания, поскольку их интересовала способность гироскопа сохранять ориентацию в пространстве – свойство, используемое в навигационных системах. “Неужели человечество прошло мимо эпохального открытия? Стоп! А может, Фобос и был таким спутником-донором, ледяной кометой с каменным ядром, отдавшим Марсу свою воду?! Не потому ли, когда он находился вблизи области Роша, его всего так перекорёжило, что он стал теперь как слоёный пирог? Кто-то на Марсе пытался спасти жизнь, а потом, всё-таки переселился на Землю, возможно, сначала её немножко подготовив… уж не с помощью ли Луны?”– поднявшийся шум оторвал Сан Саныча от размышлений.
Перерыв окончился. Пригласили в общий зал. Появился ответственный руководитель. Вокруг него засновали какие-то люди с листками в руках. Лицо его казалось озабоченным, всё более хмурилось от листка к листку.
Наконец руководитель встал. Не меньше минуты царила напряжённая и гулкая тишина.
“Друзья, – начал он, – воистину, если собрать девять беременных женщин, ребёнок не родится за месяц! Мы с вами в аналогичной ситуации, хотя беременных женщин у нас тридцать, – он сделал небольшую паузу, но на его шутку никто не прореагировал. – Мобилизованы космические и оборонные комплексы ведущих стран, напряжена наука и необходимые производства. Несмотря на яркие успехи в одних направлениях, испытываем чрезвычайные трудности в других: не хватает времени для надёжной отработки систем, проведения всех проверок; тяжело идёт стыковка программ разношёрстных бортовых компьютеров, трудности с системой защиты экипажа и приборов. Нам пришлось пойти на существенное уменьшение комфортности размещения экипажа, на снижение степени надёжности бортовых систем, на увеличение доли ручного управления. Многотонные корабли при сборке и перегрузке на орбите придётся стыковать и перестыковывать не просто вручную, а с помощью физической силы космонавтов, рискующих быть раздавленными или разорванными при малейших ошибках. Мы идём на то, что работающие сейчас на орбите мужчины навсегда останутся там, отдав всё горючее экспедиции. Выгадывая граммы, мы идём на риск применения ядовитых новейших топливных смесей, неся потери в наземных службах. Мы идём на риск применения недостаточно проверенных съедобных конструктивных элементов, не имеем ещё достаточно обоснованных планов развёртывания марсианского поселения, пока не будет выращено достаточное количество пищи. Всё, что надо взять с собой в экспедицию, не распихивается по кораблям. Мы уже отказываемся от многого из того, что раньше считалось совершенно необходимым. Мы просто оказались неготовыми к решению этой задачи без страшного напряжения и жертв. Но пока есть шансы, мы обязаны бороться”.
Выступали руководители направлений, ведущие конструктора. Их не менее драматические речи были насыщены перечнями технических проблем, изощрённых решений и жертв, на которые приходилось идти, чтобы хоть как-то преодолеть трудности. Многочисленные системы никак не увязывались, давали сбои. Плохо шёл обмен разноязычной информацией. Простейшие ошибки переутомлённых операторов грозили вылиться в проблему…
“У каждой страны, – думал Сан Саныч, – существует мощнейшая система, которая всегда на страже, всё видит, всё знает. В случае войны она в считанные секунды приведёт в действие огромную военную машину, пустит в ход тысячи и тысячи боевых надводных, подводных, воздушных и космических кораблей, каждый из которых есть целый завод по производству скорости и смерти. Пожирая друг друга, эти хорошо отлаженные, постоянно боеготовые, многократно резервированные и адаптирующиеся военные монстры будут чётко действовать в кромешном аду сражений, демонстрируя чудеса реакции и мощи, военной хитрости и живучести, пока не сгорит их последний винтик.
А вот гражданский механизм человечества, когда всего-то надо только выжить, буксует. Да его просто нет. Государства – это планеты в разных солнечных системах! Свет человеческого общения летит от одной к другой годами! Не завидую я этим милым девчонкам – надо ещё, чтобы их старты не были восприняты боевыми системами как начало войны!”
В зале поднялся глухой ропот.
– Да, мы не можем точно предсказать эффективность биоцикла в новейших теплицах. Есть только расчёты и не доведённый до конца эксперимент, – сокрушался очередной докладчик. – Поэтому невозможно исключить вариант сознательного обречения на смерть части экипажа, если производительность марсианских плантаций окажется недостаточной. Аморально? Задача выживания человечества выше его морали.
Гул в зале усилился.
– Да, – продолжал он, – если хотите, жестокость законов выживания в космосе – это урок человечеству за его беспечность на Земле! Но не доходить же до каннибализма! Хотя…
Когда Сан Саныч окончательно понял, о чём идёт речь, он к своему ужасу, без тени содрогания честно признался себе, ради спасения жизни во Вселенной, жизни бесценной, бесценного Разума, которые и есть главная сила Вселенной, он стал бы есть человеческое мясо, а лучше дал бы съесть себя! Сила Разума и в том, что он может пожертвовать собою ради Жизни!
Мозг Сан Саныча был переутомлён. Словно перегревшийся мотор, при выключении детонировал. Самопризвольно взбрыкивали не то бредовые, не то гениальные мысли: “Магнитное поле Земли – горячая сверхпроводимость в слоистых структурах на границе ядра… Живая природа – это та часть мира, где энтропия убывает…”
– …Несмотря на массу трудностей, – подытожил руководитель, – сегодняшний день тоже был достаточно плодотворным. Спасибо. Теперь надо добиться единства действий в парижском Комитете. Конференция через четыре часа. Летят все члены Комитета. Самолёт ждёт.
“Есть ли что-либо в настоящий момент бесполезнее конференций?!”– подумал Сан Саныч выходя в фойе.
Еле успев отдать распоряжения на обсерваторию, он сел в машину, впопыхах не заскочив в туалет. Дорога к центральному аэропорту показалась нескончаемой. Уже на борту самолёта, защёлкнув за собой дверцу маленькой кабинки, он ощутил, как мало надо человеку для “полного счастья”. Самолёт уже бежал по взлётной полосе.
Они лежали рядом, вплетясь друг в друга, переводя дыхание и собираясь с силами для очередной вспышки. Она обвивала его тело. Он откинулся на спину, созерцая сквозь потолок каюты непередаваемую словами картину разливающейся сладкой истомы…