Сказки Бурого Медведя
Шрифт:
— Мене сюда князь поставиль, за то что я ему победа принёс! Пойдём к князю на суд! У мене двадцать свидетелей ест, а у тебе сколька?
Ясное дело, что у холопа кроме него самого свидетелей не будет. Все остальные у Мешка в долгах по уши, и коли он малую толику долга простит — любой холоп что хошь за него на суде скажет. А коли не хочешь на суд, так значит, прав барин.
Совсем Мешок холопов в бараний рог согнул. Никто ему слова не говорит, хоть что он и его люди делают. Еды только чтобы холопы с голоду не мёрли даёт, да и та — одна тухлятина. Работа от зари до зари, да не только мужиков, как оно от века положено, а и баб на работу стал
Холопы, к старцу чёрному в храм приходя, всё спрашивали: как, мол, бог допустил, чтобы такие упыри власть взяли? Да как терпеть такие издевательства можно? На что старец им отвечал:
— Бог наш за вас терпел, теперь ваша очередь за грехи ваши пострадать. Да и не очень плохи нынешние хозяева, вон храм новый построили. Такого аж до самого стольного града нет. Бога нашего уважают. А что телесно вас мучают, так это для вашей же пользы! После мучений таких вы прямиком в сад небесный и отправитесь!
Слушали его мужики, головами качали. А что им делать ещё осталось? Вроде пора за вилы браться, да приказа нет. А кто его теперь, приказ тот, даст? Барин, что ли, сам на себя? Нет, будем ждать, когда чёрный старец на святую войну идти знак подаст. Так и решили мужики.
В округе же стали изменения происходить, да всё не к лучшему. Как лес вырубили, так речка обмелела, а потом и вовсе высохла. Колодцы опустели, родники иссякли, и настала сушь на земле Мешковой. Только ему-то что, он воды найдёт, а вот холопам совсем тяжко пришлось. Что такое пара кружек в день? Дети плачут, жёны сухомятку готовят, а какой с неё, с сухомятки, прок?
Всеслав над холопами сжалился, дождя наслал, а дождики-то, они тоже знают где поливать. Чего над пустыней литься, коли рядом нормальный лес стоит? Вот над лесами и пролились, усадьбе опять ничего не оставив.
Мешок тем временем думу думал. Нет, не о том, как усадьбу свою из беды выручить, а о том, где денег на домницы да рабов, которые на них спину гнуть будут, взять. Деньги-то в мешке у него были, чай, полон — набит до отказа, но то свои. А надо, чтобы на чужие это сделано было! Иначе какой он хазарин, если свои тратить будет?
Думал он, думал, и удумал. Собрал холопов и сказал:
— Палажьений сейчас тяжкий, сами видите! Патаму, дениг срочна нада! Патаму, кто до завтре долги не атдаст, того самого прадавать буду, или из семьи каго. А штоби не сбежаль ви, с сего дни кандалы носить будите. Кузнец вам их наденит, за работу и жьелезо, что на ваши кандалы пашло, патом расчитаитись! Я добрий — в долг дам!
Возмутились холопы, да чёрный старец на святую войну не поднимает, значит, не время ещё, делать нечего, встали в очередь к кузнецу, он им кандалы на ногах и заклепал. А на следующий день в усадьбе ор стоял и плач великий. Согнали хазары холопов на площади, и так как никто долга заплатить не смог — а как его заплатишь, коли сами в рогоже едва срам прикрывающей ходят — стали отбирать, кого на продажу вести. Само собой, девок помоложе, мужиков посильнее, даже детей старше десяти лет не пожалели. Большой
— Что же ты, барин, делаешь, кто у тебя работать-то будет? — спросили не понимающие ничего холопы.
— Как като? — отвечал им Мешок. — Рабы. Я на каждий ваша девка десят васточных рабов куплю!
— А тогда зачем наших мужиков продаёшь? Они ведь тоже работать могут.
— Ви тута свои фсем кито вакруг жьивут. Патаму, в любой время сбежат могете. А васточный рабы не сваи тута, они ни сбегут. Патаму ви мине ни нужни сафсем. Но я доприй, патаму, фисем кито осталси, палавина долга пращаю!
Пригорюнились холопы — похоже, всем неволя предстоит. Пошли они, кандалами звеня, к старцу чёрному. Стали его вопросами донимать — чего, мол, народ на войну не поднимаешь? Почему паству свою на продажу отдал? Вот привезут тебе рабов восточных, так и тебя совсем заменят, на восточного кого, а нам тогда тоже другую веру принимать? А чёрный старец на все вопросы один ответ говорит:
— За грехи наши! Вот настанет время, и всё с помощью Божьей наладится.
Разошлись мужики, а старец чёрный к Мешку пошёл.
— Ты, барин, чего-то тут не то делаешь. Такты всю мою паству продашь с потрохами!
— Ай, не зуди, старик! Паривизу я тибе нових рабов, окрутишь их как тиби нада, и будит у тиби новия паства! Ти ошен полезиний! Ти рабов делиишь! Васточни раби на сдешних бабах женитси, другая народа будит. Ти иха на путь кароши наставишь, кароши раби будит.
Подумал-подумал чёрный старец, да и не стал дальше спорить. Какая ему разница, какие люди у него в приходе будут?
Мякишке в кандалах неудобно было. Ноги совсем, проклятые, стёрли. Но и то хорошо, что детишек его на продажу не выбрали и жену не забрали, а полдолга простили. Может, и не совсем плохой барин, может, опомнится ещё и нормальным станет? Вот ведь Вешка сейчас живёт себе и в ус не дует. Только он, Мякишка, тоже с камешком не расстаётся — за пазухой держит. Надо к Мешку пойти, и как-то полезным стать, тогда он его к себе приблизит и опять он, Мякишка, в лучших людях ходить будет. Достал он камешек, а тот чёрный совсем. Лишь одно белое пятнышко осталось. И что это значить должно? Эх, встретить бы опять того старика да расспросить, что да как!
Всеслав тем временем сокола пустил да его глазами увидел, что уходит на юг караван невольничий, караван скорбный. Уводят людей чужаки в рабство проклятое! Собрал он всех в Доменках на вече да весть эту сообщил. Решили люди своим помочь, в неволю не допустить. Стали собираться мужи и парни на бой, да Всеслав их не пустил. Сказал, что к бою они не приучены, а караван хазарские воины охраняют. Воин же пятерых ремесленников стоит. Крови много прольётся. Пойдут они с Вешем вдвоём, заодно проверят, как тот науку Всеславову разумеет да осваивает. Тут же, пока нет их, во всём Метеля и Дарёну слушаться.
Вышли они в лес, обернулись двумя громадными серыми волками да и пустились волчьим скоком караван догонять. А сокол Всеславов над караваном кружил — дорогу указывал.
Мешок недолго в усадьбе просидел — быстро собрался, бросил мешок свой с добром на заводного коня и поскакал вслед за обозом невольничьим. Как же он мог такой куш без присмотра оставить?
Караван он догнал недалеко от стольного города, остановил и стал с колдуном своим совет держать — как дальше быть да что делать?