Сказки Черного рынка
Шрифт:
Нигде надолго не задерживаясь, Тре целеустремленно шел к своей цели, меняя уже тридцатую пару обуви. Голова и лицо его заросли волосами, которые теперь приходилось подвязывать веревочками, руки и ноги покрылись мозолями, само тело стало как будто легче, но плечи при этом отчего-то стали опускаться к земле. Тре нес на себе целый мешок личных вещей, а также груз впечатлений и знаний, упакованных в его голове, клонящейся вниз.
Не стоит поспешно очаровываться его увлекательным маршрутом, ведь доводилось Тре сталкиваться и с тем, что знать и видеть он бы не хотел. Разбойники, мертвые тела, сожженные поселения, бродяги, загибающиеся от голода,
За плечами Тре остался красочный город, порадовавший его искушенное воображение, где он помылся, поел, выторговал новую одежду и хорошенько поспал перед последним рывком. Тре почти пересек центральные земли и теперь от западного края его отделяла пустошь, растянувшаяся на невиданное расстояние. Но уже глядя на иссушенное желтое полотно земли, он понимал, что стоит на пороге своей цели.
– Там ничего нет, только бескрайняя пустошь, – рассказывал владелец постоялого двора, что по доброте душевной впустил странника. – Никто туда не суется. Говорят еще, на краю пустоши демоны обитают. Ее так и называют – пустошь демонов.
– А вы сами видели демонов?
– Я – нет, но поговаривают всякое.
– Я жил в городке, окруженном горами. В детстве бабка говорила мне, что за горами никого нет. Она ошиблась.
– Это другое, – мужчина крутил в руках тряпку, которой вытирал столы. – У нас тут девки, нет-нет, да появляют на свет такое, от чего кожа дыбом встает!
Тре взял себе на заметку новое выражение о встающей дыбом коже.
– Например? – заинтересовался он, не забывая про плотный ужин, который выменял за украшения из южных поселений.
– Да рождаются всякие, – пробормотал мужчина, заметно нервничая. Оглядевшись по сторонам, он наклонился к Тре и шепотом произнес: – На вид как человечек, но глаза сплошь черные! Ни зрачка, ни каймы вокруг, ни белка – чернь. А у некоторых бывает, что не два глаза вовсе, а больше. Или вместо ногтей черные когти, или в деснах уже клыки, прямо вот с самого рождения.
– И где все эти младенцы?
– Где-где, – мужчина отстранился, вновь взялся за тряпку. – Да прям там же в пустоши и прикапывают их матери. А потом этих матерей их мужья, которым те с демонами накуролесили.
Конечно, Тре видел уже ангела и не сомневался в существовании демонов, но отчего-то в рассказанную байку не поверил.
– А еще, живет тут у нас одна ведунья. Ее жуть все боятся, но ни разу не сбрехала. Она предрекла, что однажды в пустошь войдет человек, а из него выйдет дерево. И раскинется на пустоши лес, но не благодатный, не спасающий от вечного зноя, а губительный. Лес этот захватит все земли здесь и всех людей, что тут живут и не станет тут ни людей, ни города.
– И в это поверили? – удивился Тре. Он много историй слышал и умел уже отличать байки от правды.
– А ты думаешь, отчего тут так мало людей осталось? – выпучил глаза мужчина.
Тре
– Отчего же вы все еще тут?
– Пожрет нас лес, ох пожрет, – бубнил мужчина. – Я почему здесь? Да верю, что не в один миг та гиблая пустошь зеленью обрастет. Успею еще уйти. Да и не пускаем мы туда никого.
– Прямо вообще? – Тре расстроился, ведь такой проделал путь, а уперся в постылую узость ума.
– Вообще. Нам оно зачем? – хмуро проворчал мужчина. – Брешет не брешет бабка, а перестраховаться никогда не мешало. Да и говорю же, нечего там делать, только смерть свою искать.
Солнце еще не взошло, а Тре уже выскользнул с постоялого двора и двинулся вдоль городской улицы, дабы найти местечко, где можно было бы пробраться на желанный запад.
Приютивший его не соврал, хоть и мало было людей, но да часовые стояли на видимом друг от друга расстоянии вдоль выжженной желтой земли, зорко вглядываясь в приближающихся.
Тре смотрел на эту пустошь и не понимал, как вообще возможно, чтобы на этом иссушенном полотне пророс хоть бы сорняк. Центральные земли погодой своей очень напоминали юг, лето тут было долгое и солнечное, но дождливое, зима излишне теплой, хоть и комфортной, осень почти безветренной, а весна ранней и мгновенной. Кто бы ни отвечал в этом крае за погоду, он не оставлял пустоши и шанса на жизнь.
Тре уличил лазейку, воздавая благодарность своей удачливости. Беда была в том, что скрыться в пустоши негде, даже не самый зоркий дозорный увидел бы нагруженную сумкой скрюченную фигуру, топающую по запретной земле. Тогда Тре принял для себя очень важное решение. Он счел, что добравшись до Преддверья, повернет назад и вернется. Так что он схоронил сумку и отправился в путь налегке. Дабы не быть замеченным до того момента, как он преодолеет приличное расстояние, с которого можно будет просто убежать, Тре пополз по пыльной твердой земле, приникая к ней так близко, что едва не содрал себе нос. Предрассветные сумерки только-только занялись, дозорные клевали носом, зевали, широко раскрывая рты и пребывая в убеждении, что никому не достанет глупости сунуться в пустошь демонов.
Утро сменилось днем, день вечером, вечер ночью, уступившей после место новому утру. Тре шел, маясь от знойного солнца. От скинул с себя плащ, оборвал рукава на рубахе и обмотал ими голову, чтобы пот не застилал глаза. Тре чувствовал усталость, не уходящую даже после ночного сна, что был беспокойным и дурным. С трудом передвигая ноги на силе чистого энтузиазма, Тре вглядывался в горизонт, дабы увидеть Преддверье Бездны. Ему казалось, что его начало должно быть увенчано воротами, как и в Небесных Чертогах. Разве что не из золота, а, быть может, из черненного металла или вовсе из костей. Кто их знает, в этом Преддверье, какие архитектурные причуды они проповедуют?
Ни птиц, ни мышей, ни змей или других песчаных гадов, что Тре встречал ранее в пустынях, не привиделось ему. Да и пустошь эта, собственно, разительно отличалась от других. Она словно пришла из другого измерения, какого-то неподвластного и неописуемого, которое Тре также хотел бы увидеть своими глазами. Только не сейчас, как-нибудь позже. Сейчас бы дойти уже, увидеть, а после назад в город, чтобы поесть, попить, отдохнуть.
– Поверни назад, – услышал он голос, пробившийся к его сознанию с трудом. – Людям сюда дорога закрыта.