Сказки детского Леса
Шрифт:
– Глупые, тише! – сказал им тогда царь. – Смотрите, там же совсем уже зима.
Враз стихли. Припали, кто носами, кто чем мог, к окошку, к трубе, к товарищу: чтобы лучше слыхать. Как это там – зима? Интересный был домик, таких не бывает. Внутри тепло, сразу видно тепло – а зима... Сугробы же лежат и немного даже, кажется, вьюга – зима... Здесь в лесу, главное, ещё не зима, а в домике вот... Зима... Двое серьёзнышей чуть носы об окошко не поплющили, а третий чуть не свалился в трубу, за самый окаёмок ухватила его потетень, когда на половину уж чуть не ушёл. А шорохи волновались так добросовестно, что разбудился и пришёл за ними ночной друг. Потому что они совсем рядом ещё от замка ушли. Ночной друг сказал: «Вот я вам тут молока в дорогу собрал… И пряников… Вы возвращайтесь всё-таки поскорей, а то нам тут печально без вас…».
–
Эх, ёлкино царство. Ёлкино царство, да кукушкина жизнь, подумал ещё. А ничего оно ведь не поделаешь. Ничего не поделаешь – надо. Идти. Ведь и домик же уже ушёл и друг ночной ушёл тоже, а мы тут всё носами, кто во что горазд отираемся. Пора. Ага. Строиться.
Это молодец. Ловко придумал. Как раз. Ага. «Строиться!». Как раз собрались наилучшие!... Построители... Ага. Потетень только чихнула смешно, да шорохи по очереди взглянули насторожено по сторонам. И – «Чего строится?» – не понял совсем непонятно кто. Что и говорить – слаженная намечалась организация на период боевых действий.
«Ну ладно, маленькие мои. Просто – пошли», это сказал он, царь или не царь, и они пошли. Как положено. В гости. Им в гости не привыкать уже было ходить. Вот, спокойные, взяли и пошли. Потетень на случай всякий ушла в авангард, это значит немного вперёд, там между деревьев, чтобы смотреть на всякий случай впереди что ещё. Серьёзныши все, как положено, при нём, при царе, как сама малышня. И непонятно кто тоже при них. А шорохи всё по ближним и не совсем кустам, да по веткам звонких деревьев. И в аккурат слажено позади всех были неявисьсюда. Так что ещё и всё вышло-то хорошо. Ишь ты – ещё подумал – построились. Вот так. И пошли.
А лес всё тот же был, звонкий до хруста, прозрачный до радости. И иногда, как время выдавалось, местами уже немного морозило. Ёжиков. Ёжиков вот в лесу не было по-прежнему. Но это сильно никого не беспокоило. И совсем даже не беспокоило никого. Только потетень переживала, но тоже слегка. Вот.
Они долго шли. Целый день. И потом ещё два. И ничего – все себя смирно вели, так что даже нравилось сначала от необычности, но потом, конечно, не выдержали. Первым не выдержал непонятно кто – смотрит, а это перед ними как раз – стоит – ёлка. Зелёная, как положено, ну и красивая, конечно, пышная и с иголочки. А дело опять-таки к вечеру, ночлег все искали уже и устраивали, так он – непонятно кто – и снарядил. Нарядил, называется, ёлочку. Развешал на ёлку трёх своих серьёзнышей, а тем только дай. Сплошной прыг-скок, да обрадованность. На ночь.
– Молодец! – сказал тогда ему царь.
– Сам будешь теперь их укладывать спать.
А тому что – с него спросу… Ага… С непонятно даже кого. Ну и остальная армия, как положено, всеобщую обрадованность поддержала. Это у них игра такая стала: раз ёлка – значит новый год. Какой там год! – утемяшивал их царь, но образумились далеко уже за полночь. Эх, ёлкино детство, мышиная гармошка, подумал он только, укладаясь, как следовает, спать, а ведь завтра – в путь. Ну и пошли они завтра в путь, как утром рано проснулись – так и пошли. Всё по-человечески, всё правильно, мол и с вечера никто не бедокурил, и как это делается никто не догадывается и об чём это ты?
Долго шли спокойно. Десять минут. На этот раз не угнездилось шорохам и они усиленно стали интересоваться - а куда идём?.. Он внимания не обратил вначале, сказал что-то по правилам и сразу забыл. Только потом слышит – по лесу тишина подозрительная пошла. Оглянулся, в дело вник –так и есть. Сидят. Обрадованные. Шорохи. Все как один сидят. И что самое интересное – неизвестно где. Отстали значит. И может быть даже, что заблудились. Вот. Хорошо время ранне-утреннее, искать – одно удовольствие. Вот всей остальной силою и принялись искать. Ходят, попрыгивают и приговаривают «Под кусточком нет», «Под листочком нет», «Под пенёчком и то нет!». Ага. Ищут так. А царь-то поначалу по-настоящему ходил-искал. Ага. Пока от него и все серьёзныши окончательно не разбежались. Сел он тогда на пенёк и смотрит. А они ага. Ходят. Попрыгивают. «Под листочком нет, под пенёчком нет». Тут царь чуть не взгрустнул. Это что ж вы, говорит, делаете? Ведь надо же товарищей боевых найти, а они устроили тут: «под листочком - под кусточком». Эх… Глубоко вздохнул царь, смотрит, а и они вкруг него уже все, стоят тихие носами сопят:
– Чего ж это их искать? – говорит тогда один неявисьсюда. – Они за овражком сидят.
– За каким овражком?
– говорит тогда царь, потому что на поиски чуть уже не всё утро ушло.
– За неглубоким, - говорит неявисьсюда.
– И что ж они там делают?
– Не знаю, - ответила, вздохнув за всех потетень.
– Наверное, тоже боевых товарищей ищут.
А шорохи они потом, по нашествии, так и сказали, что даже интересно как это в такое подходящее для поисков утро и никто бы никого не искал. «Молодцы…», подумал и сказал царь. И немного вздохнул про себя. Вот.
В тот день, поэтому, радостей и не обобраться было. От шорохов отставать никто конечно не пожелал. В течении всей дороги ёжились, кто во что горазд. Шорохи шли исключительно ёлками, неявисьсюда притворялись время от времени пеньками и норовили завлечь уставших путников, непонятно кто раз за разом находил в лесу деревья и всё время приходилось искать по карманам серьёзнышей. Потетень вела себя более менее прилично. Как выяснилось – искала более подходящего случая. Случай ждать себя не заставил и при переходе вброд мало-мальской речки потетень взгрустнула и обернулась русалочкой. Раз и навсегда. Как сама выразилась «до скончания дней».
Царь устал сначала немного, а потом перестал мучаться нервами и внимательно следил за происходящим. Отыскивал по карманам серьёзнышей, не обращал внимания на шорохи, объяснял неявисьсюда полное отсутствие в лесу каких бы то ни было усталых путников, кроме них самих и всё-таки убедил потетень сократить сроки её водных волнений и немедленно превратиться из русалочки обратно и идти дальше. В общем, к вечеру добрались. Разложили костёр. И тогда уже всем стало хорошо.
В эту ночь приковылял к ним избушка. Когда все спали уже, приковылял. Как будто бы что-то не так. Ага. Пришёл тихонечко и стоит, никто и не заметил его. Потому что все спали. А царь заметил. А он пришёл и стоит тихонький – не трогает никого.
– Избушка-избушка, ты это… чего? – спросил это царь.
Тихо спросил. А избушка тихо ему и ответил:
– Не ходил бы, не ходил бы, не ходил бы ты царь.
– Куда?
– не понял сразу его царь.
– В замок хрустальный города детей.
И тогда понял. «В замок». «Хрустальный». Я бы и не пошёл! «Города детей». И собрался скоренько, скоренько, скоренько – ночевать. Избушка только дверь приоткрыл…
А это с берега началось… нормальный берег был… только нырять… он и нырнул… нырнул утром вынырнул уже вечером…свет не ослепил свет окружал и давил собой свет отовсюду и из ниоткуда много много света и много людей только не совсем света и не совсем людей там дети были и всё никого больше кроме и может незаметно только сверкающие светом коридоры светом исходящим неизвестно откуда, но точно не из солнца и столько, куда то спешащих детей, в разные стороны и из разных сторон. Он пытался присесть и понять, но не совсем это видимо было можно. И тогда он тоже пошёл. И ощущение, ощущение, всё нарастающее ощущение, что надо отсюда выйти, что надо, во что бы то ни стало, выйти отсюда. Он шёл по тоннелям этажам и коридорам. Наполненным слепящим не солнечным светом, он там, ага, даже, пытался спросить. Там видимо не надо было спрашивать, и никто толком ничего не мог ему сказать. Он шёл и шёл и шёл и больше не спрашивал и ему больше не когда было смотреть, что с детьми ведь что-то не то. Ведь здесь же нет никого кроме детей, успел ещё подумать он, откуда же такая тоска… тоска идущих отовсюду и никуда… такая старая, такая неподходящая детям тоска, над полным равнодушием не детски отсутствующих лиц… хрустальный мир, хрустальный сияющий мир неостановимого детского суицида… что вы что вы дяденька - это просто школа… что ты что ты маленький - это просто ад… обыкновенное кибер-синтез пространство для начинающих жить… обыкновенное не для детей полное отсутствие глаз в жизни… он не шёл больше, он брёл по хрустально радужным коридорам страшного замка города совсем не детей… здесь не умеют летать ни во сне никак… здесь не умеют больше летать… он шёл и тихо спрашивал, так ни у кого, так неслышно даже совсем – постоянно спрашивал – извините вы не подскажите где находится отсюда как раз – выход…