Сказки диспетчерских смен
Шрифт:
Света хихикнула.
– Песнь вагоновожатой. Горная трель соловья, удушенная суровыми руками детсадовской воспитательницы. То есть, каблуками.
– Ладно-ладно, – посулила Вика, – попробуй хоть раз ещё запеть – звонками зазвеняю…зазвоняю…зазвоню, в общем!
– Злая ты, – укорила Света. – Не успели на горло песне наступить, сразу других зазваниваешь…
– И ничего не злая. Не то, что некоторые: увидят красивую картинку и сразу напевать начинают…
– Можно подумать, тебе кто-то не даёт! – возмутилась Света.
– А у меня так хорошо
– Так давай вместе. – Вика замялась, но Света настаивала: – Давай-давай, звоночек ты наш трамвайный. Я начинаю:
Вечерний звон, вечерний звон…
– Может, лучше «Хлопай ресницами и взлетай»? – предложила Вика неуверенно, но послушно выдала: – Бом-бом!
– Как много дум наводит он…
– Бом. Бом.
– Какие у меня сотрудницы. И думают, и помногу! – Тётя Настя стояла в раздвижных дверях, ведущих из комнаты отдыха в диспетчерскую. – И поют, к тому же. Впору хор организовывать.
– Угу, – откликнулась Вика. – ТТХ такой. Трамвайно-троллейбусный хор, – добавила в ответ на недоумённый взгляд Света. Как запоём – вся контактная сеть на дыбы встанет.
– Я так понимаю, ты уже знаешь, – сказала ей тётя Настя.
– Да нет, слышала краем уха.
Света непонимающе переводила взгляд с одной на другую.
– Вы о чём? – не выдержала она в конце концов.
Тётя Настя прошла в комнату и присела на кожаный диван, утонув сразу чуть не по пояс в мягкости сиденья.
– Мы вчера посидели, поразмыслили, – сказала она устало. – У нас просто катастрофическая нехватка вагонов. Люди годами не могут сесть в трамвай осени. А это совсем не хорошо.
– А разве нельзя их…э-э…собрать или построить? – Света растерянно подумала, что ни разу не задалась вопросом, откуда берутся эти трамваи. Они казались ей само собой разумеющимися.
– Это не так просто, – тётя Настя потёрла глаза. – Наши трамваи – это обычные вагоны, собранные на заводах. Другое дело, что за время эксплуатации они большей частью ходят в безразличии или злости, или ругани. Иной раз человека толкнут случайно, на ногу наступят – всё, кажется, был бы у него пулемёт – всех бы расстрелял. И оседает негатив холодным бездушием в салоне, на колёсных парах, в кабине. Получается кусок железа на колёсах: в обыденности перевозить может, а чуть дальше уже нет. К счастью.
– А?.. – начала Света, но тётя Настя предвосхитила её вопрос:
– Но бывает, несмотря ни на что, пробиваются от людей душевным теплом доброта и отзывчивость, радость, просачиваются в контактную сеть. И та уже тянется туда, куда человеку хочется. Пусть и неосознанно. Но вагонов таких, к сожалению, один на тысячи.
– И как такое возможно? – Света скептически пожала плечами. – Из ругани и злобы в доброту и отзывчивость.
– Возможно-возможно. Ты лучше о людях думай, они, знаешь ли, в большинстве хорошие. Радость ведь тоже много от чего случается: девушка парню улыбнулась, молодой человек место уступил, ребятишки засмеялись.
– Всё! Так вот, – тётя Настя выпрямилась, и строго посмотрел на девушек, – решено
– А нас и троллейбусы есть? – удивилась Света. – И много?
– Много, – фыркнула Вика. – Целый один. И то – он больше к Диспетчерской Зимних Вьюг ближе, чем к нам.
– Почему?
– Зимой трамвайные пути часто снегом заметает, приходится снегоочиститель гонять. Троллейбусам в этом отношении проще.
– Ну, во-первых, он у нас не один, их пять, – сказала тётя Настя строго. – А во-вторых– и главное на сегодня – водить троллейбус можешь только ты. – Она ткнула пальцем в Вику.
– Это как так? – не поняла девушка. – А Оксана, Яна, Надя – они что, разучились?
– Оксана дочку родила, Яна замуж выходит, Надя уже на линии, работает. А вот ты…
– Наш троллейбусный столп, – ехидно вставила Света.
Вика показала ей кулак. Было смешно.
– Ты не сильно ехидничай, – продолжала тётя Настя. – Пассажиры у вас будут не совсем обычные, и тебе иметь с ними дело. А они довольно привередливы, холод, кстати, любят.
– Это кто ж с нами поедет? – кротко поинтересовалась Света. – Пингвины?
– Да хоть бы и так, – сказала тётя Настя, и встала: – Ладно, идёмте, девочки.
Они выбрались из уютного тепла диспетчерской в бодрящую прохладу огромного полутёмного ангара – депо – и прошли вглубь мимо большой ремонтной бригады из двух десятков человек, сосредоточенно возившихся среди состава из пяти бело-голубых вагончиков.
Света восприняла это как должное, а вот Вика удивилась:
– Метро? И что под землёй смотреть можно?
– Много что, – загадочно ответила тётя Настя. – Сами потом узнаете. Не отвлекайтесь, мне ещё в садик нужно на работу успеть. У нас сегодня праздник мам.
– У моей подружки у дочки был такой, – припомнила Света. – Говорит, здорово было. Зал цветами и лентами украсили, танцевали, пели, потом рисовали и пили чай.
– Это само собой. Но не только. Хочется, чтобы ребятишки радовались, сделав для мамы что-нибудь хорошее. Сами радовались, не по указке, тогда и хорошие дела им будут в охотку. И мамы, чтобы радовались, от души, не дежурно. Они у нас, кстати, тоже будут выступать – и танцевать, и петь. Знаете, какая радость для мамы, видеть, что ребёнок доволен? А, да…ничего, ещё узнаете. И малыш счастлив, когда мама вместе с ним радуется. А такая радость и прорастает душевной теплотой, о которую потом греются многие, те, кому она не досталась в детстве.
– А как же папы? – не удержалась Вика от шпильки. – Или у вас там дифференциация по половому признаку?
Света промолчала, с интересом рассматривая изящные обводы вагончиков, мимо которых шли.
Тётя Настя усмехнулась и подтолкнула Викину фуражку, так что та съехала девушке на нос.
– Не переживай, мы и пап не забываем, и дедушек с бабушками, даже тётей с дядями. Просто мамы – в первую очередь.
– Прямо целое восьмое марта. – Вика поправила фуражку и чуть отодвинулась в сторонку.