Сказки города Ноли

Спасибо, что вы выбрали сайт ThankYou.ru для загрузки лицензионного контента. Спасибо, что вы используете наш способ поддержки людей, которые вас вдохновляют. Не забывайте: чем чаще вы нажимаете кнопку «Спасибо», тем больше прекрасных произведений появляется на свет!

Наш город Ноли — это уже не Италия, но еще не Франция. Оттого люди здесь живут почти прозрачные, и много колдунов. Так всегда

бывает в местах, где люди не очень-то могут объяснить, откуда они родом. Вот ты поедешь дальше, в Ментону, в Антиб — там, да, Лазурный берег, шелковые зонтики, серебряные ложечки. А у нас место мутное и опасное, сюда вообще никто не заезжает, все по скоростной дороге несутся, как тебя угораздило съехать, ума не приложу. Ну как ты ко мне попала, я понимаю, на вывеске свое имя увидела. Я ведь гостиницу недавно «Елена» назвал, после пожара. До этого она Ноли Реджина называлась, лет восемьдесят. А в прошлом году сгорела. Дом уцелел, а внутри ничего не осталось, даже мебель на террасе обуглилась, хотя весь день дождь шел. Вот ты сегодня на кровати спала с шишечками бронзовыми, да? это бабки моей, а стол вот с дыркой от зонтика — дядин, мне старую мебель в городе собрали, гостиница ведь работать должна. Как зачем? Мадонна! Это с виду только пусто, на деле-то здесь полно народу — да ладно, долго объяснять.

А сгорело все из-за Бригиты, из-за шведки.

Приехала она в июне, в самую жару, с мольбертом и стала виды рисовать. Студентка, ноги длинные, костлявые, волосы белые, совсем некрасивая.

Сначала на пляже сидела, у нас ведь горы цвет меняют, заметила? так это не от солнца, это от бабушки Кьязы настроения, ну, местные-то все знают, а она все светотенью восхищалась, а потом в городе принялась на стульчик свой садиться, посреди улицы прямо.

Я ей говорил, Бригите этой: осторожнее, у нас просто так людей нельзя на бумагу переносить, а тем более дома ихние, иди, рисуй эстрелиции, виноград на скалах, а синьору Чезаре не рисуй, у нее от этого лицо бледнеет с левой стороны и коса плохо заплетается, она мне сама говорила — ты же видишь, говорю у нас и фотографов нет, а ведь это дело куда безобиднее. Но она смеялась только, а зубы длинные, как у рыбы Сан-Пьетро, увидишь и спорить не захочется. Ну вот, рисовала она так с недельку, в кафе к Витторио ходила, спать с ним хотела, а Витторио, он такой, ему белые волосы только давай, сначала сюда к ней лазил, через ограду, потом на пляж водил, как бродяжку, потом рисовать себя разрешил, а потом вышел с братьями Тино рыбу ловить и утонул.

Синьора Чезаре ко мне пришла тогда, с мужем, и еще люди, давай, говорят, листочки эти, где они у нее лежат, не носит же она всю папку с собой. У синьоры Чезаре к тому времени цвет лица совсем пропал, она все за щеку держалась, но я их не пустил, не могу я, капити? что обо мне скажут? скажут: хозяин гостиницы девушку обыскал, пошел я на море, не могу ее найти, все скалы облазил, хотел добром попросить, а вернулся — гостиница горит.

Дождь идет, а она горит.

…ты спрашиваешь, куда же делась Бригита? Этого тебе никто не скажет.

Лет пятнадцать тому назад у нас целый бродячий цирк пропал, и то ничего.

Вот как это было. Приехали тогда с венгерским цирком три сестры (на самом деле они не сестры никакие, но так уж заведено у цирковых), дрессировщицы льва (да-да, у них был один лев на троих!), в одинаковых алых плащах, одна — рыжая и две пестренькие, этакие перепелочки.

Так вот, эти сестры понравились братьям Тино, а это были самые настоящие братья — красавцы, низколобые, курчавые, с глазами, как у камышовых котов, старший Тино умел смеяться стеклянным смехом, как будто у него что-то крошилось во рту, младший издавал во сне невнятные звуки, по которым рыбаки узнавали место завтрашнего лова, а средний носил в кармане гвоздь, который в траттории забивал кулаком в стену, чтобы повесить свою пижонскую куртку …и

вот эти братья захотели девушек для себя.

Как водится у нас в Ноли, они пришли наутро к цирковым трейлерам с тремя букетами горной конопли и тремя тяжелыми кольцами с гранеными хризолитами, доставшимися им от бабушки, чувствительная была женщина, умела делать серебро из луковой шелухи и, видать, еще кое-что умела делать, так что в юности увела у жены дедушку братьев Тино, поманив его пальцем в трех тяжелых кольцах, вот этих самых.

А дальше было вот что. Вызвали они девушек на разговор и все им изложили без экивоков. Ну уж нет, сказали на это дрессировщицы, зачем нам три чернявых рыбака, когда у нас есть лев с золотой гривой и венгерское небо в алмазах. Подите прочь, сказали они, от вас пахнет вареными мидиями и сладострастием, а нам это вовсе ни к чему.

Братья спорить не стали, ушли и даже не обернулись на прекрасных венгерок, а вечером пришли на представление вместе с другими людьми и стали смотреть. Купол у цирка был тоже алый, шелковый, и держался на столбах, перевитых золочеными лентами, прямо как алтарь в часовне Святой Екатерины!

Выходят наши сестрички, им выкатывают клетку, а в ней лев — жалкий, наголо обритый, в глазах ужас, а на хвосте алая ленточка.

И что с ним таким делать? Звали, звали, а он в угол забился и головой мотает. Зрители смеются, венгерки ругаются гортанно, директор цирка бегает вокруг клетки, машет руками, как итальянец какой… Тут одна сестра, которая рыжая, вышла вперед, нашла глазами братьев Тино, это было просто — они ведь единственные не смеялись, подняла левую руку и сказала им что-то тихое, шершавое, очень похожее на проклятие.

Тут все замолчали и стали собираться домой.

А утром цирка уже не было, мы с Витторио приходили туда посмотреть, ничего там не было, ни алого купола, ни трейлеров, ни клеток со зверями, даже трава не примята. Будто и не было вовсе.

А девушек этих я видел потом, в Портофино, они на ярмарке пирамиду делали, на коврике, в розовых трико. А лев рядом лежал — собака собакой. Шерсть отросла немного, но вид никчемный. Положил я им мелочь в шапку и пошел на автобусную станцию.

…вот ты говоришь — у нас много колдунов. Оттого, мол, к нам не ездит никто. Может оно и так. Вот послушай, я тебе расскажу, как на одного колдуна прошлым летом меньше стало.

Жила у нас девочка по имени Малина, красавица — волосы жесткие, попа большая, глаза, как лесные орехи — все на нее глядели с умилением и ждали, когда подрастет. А дядя у нее был колдун, как и у меня, только рангом повыше: двухмачтовую шхуну мог завернуть нежелательную, скажем с грузом перца и шербета, он этим делом как раз торговал, или невесту в церковь из дома по воздуху перенести, чтобы платье на жаре не помялось. Знающий был человек. Однажды отправился он в Африку по своим бакалейным делам, а оттуда привез Малине амулет. Человечка каменного с большим хризолитовым сердцем, прикрепленным к разверстой груди. Купил в одном знакомом племени, специально для племянницы, которая в любовный возраст входила и уже вовсю по сторонам оглядывалась, ну дядя и забеспокоился, понимаешь?

Сердце у человечка прозрачным становилось, когда в дом достойный рагаццо входил, а если никчемный какой, то огоньками вспыхивало тревожными, очень удобная в хозяйстве вещь такой человечек.

Ладно. Девочка его на буфет поставила и следила за огоньками внимательно. Первым делом позвала она в гости Эвересто, своего дружка детского, потом братьев Тино, одного за другим, потом Джино с улицы Дженова, ну… еще там кое-кого, а человечек исправно сердечком мигал.

Малина, конечно, веселого Джино больше всех хотела, у него руки и ноги были длинные, это в Италии редкость, а волосы цвета остывшего пепла, такое вообще только в Неаполе встретишь, но — вот незадача — человечку он не нравился, а нравился ему пикколо бамбино по имени Кори, живущий в нижнем Городе, равнодушный и пахнущий рыбьей чешуей.