Сказки из Скородумовки. Чурочки березовые

Скифа Аноним

– А дитя в люльке как качать станешь?
– удивилась Марфа.

– Этого тебе оставлю, а другого родишь - себе заберу.

Марфа тяжело поднялась, её щеки побагровели.

– Ах ты, змеюка ползучая, - гаркнула баба, - деточку мою, кровинушку родненькую и себе, чтоб на рожу твою чумазую смотрел и икал со страху!

Марфа толкнула Бы, тот тоненько ойкнул, свалился и покатился по полу.

– Голова отлетела, - крякнул дед Дрёма с печи, - ну и сильна ты, Марфушка, с самим Бы справилась!

– Цево толкаесся, -

заревела "голова" чудища.

– Вот сорванцы, - ахнула Марфа, - надо же, что удумали, провести меня хотели! Обещала я тебе, Гостюшка, березовой каши, сейчас так наешься, на всю жизнь запомнишь.

Гостюшка выбралась из зипуна, подхватила на руки чумазого Стёпушку, сидевшего на ее плечах, и выскочила из избушки.

– Дверь свою забирай, - кричала вслед тетка Марфа, - мне она посерёд стены без надобности. А за зипуном и не думай возвращаться, он мне пригодится! Ни отцу не отдам, ни матери!

Вся Скородумовка, узнав об этой истории, потешалась над Марфой. Пойдет та на речку бельё колотить, а бабы смеются: Марфушк, сама будешь вальком махать иль Бы позовешь? Спустится та к колодцу, соседки тут как тут: а Бы куда делся, чего он тебе вёдра нести не помогает?

Старого Дрёму Марфа больше не обижала, но Гостюшку костерила на все лады.

– Ишь, стену мне в избе проломила, негодница, - жаловалась бабам.

– Ты, Марфушка, как Бы увидала, - заливались смехом соседки, - в уме повредилась. Как девчонка малая с братцем несмышленышем могли брёвна переколотить.

– Сама удивляюсь, - отвечала Марфа.

Никто не верил Марфе. Даже муж махал досадливо рукой и говорил: почудилось тебе с перепугу. А дед Дрёма хихикал и отнекивался, я, мол, на печи лежал и ничего не видал. Стена была целехонька, ведь сразу после ухода Гостюшки, прибежал её отец Егор, махнул рукой, и дверь в стене исчезла. Марфа каждое бревнышко перещупала, пересмотрела, никакого следа не осталось.

– Колдовство, - шептала Марфа, - не зря Егор из дальних краев себе женушку привез. Дунька сама колдует и дочку ремеслу выучила.

– Сметливая наша Гостюшка, - говорили деревенские, - вся в отца и мать, ишь как Марфу проучила.

Но родители дочку за смекалку не похвалили.

– Виновата ты в том, Ксюша, что без спросу в сундук залезла, - пеняла дочери Дуня, - Разве для того я кольцо прятала, под полотно подсовывала, чтоб ты его брала. Человека выпугала.

– Какого?
– удивлялась Гостюшка.
– Тётку Марфу что ли?

– И Марфа человек. А братец твой Стёпушка упал, ножку зашиб, весь вечер плакал. А ведь про то колечко мы никому не рассказывали, не простое оно. Хорошо отец успел дыру в стене спрятать, пока деревенские не увидели.

– Как, маменька, как отец дверь спрятал?
– встрепенулась Гостюшка.
– Дверь делать у меня получается, а спрятать нет.

– Вот оно что!
– хлопнул себя по колену Егор.
– Зря, видать, мы бабке Евлашке не поверили, когда она говорила, что у нее в стене завалившегося сарайчика дверь открылась. Эх, Ксюша, Ксюша, большая ты уже, восьмой годок, а одно озорство на уме.

Гостюшка насупилась:

– А чего она деда старого обижает?

– И это не дело, - согласился отец.
– Старики мудрость нам дают, каждое их слово ловить нужно. Но там чужая семья, не нам в неё мешаться. Разве у Марфы мужа нет, разве не мог он сам жёнушку приструнить? А ты, выходит, их на посмешище выставила.

В душе Егор с Дуней были согласны, поделом досталось нахальной Марфе и ее мужу, который не хотел заступиться за старика, но похвалить дочь не могли, а то привыкнет над взрослыми потешаться.

– Видать настала пора тебе, Ксюша, узнать как Влас и Протас решили по свету пойти, и как их сыновья Протасик и Власик мальцами-удальцами стали.

– У, - отмахнулась Гостюшка.
– Я эти сказки с детства слышу.

– То от чужих людей слышала, теперь от меня послушай, - сказал Егор.

Много вечеров рассказывал он дочери о своих странствиях. Гостюшка то восхищенно охала, то сочувственно всхлипывала, то досадливо морщилась.

– Ах, тятенька, - воскликнула она, когда история подошла к концу, - вот мне обидно, что сейчас ничего любопытного в мире не осталось. Гляну на нашу Скородумовку, до зевоты здесь скучно. Мужики пашут да сеют, бабы прядут и языками мелют. Родилась бы я мальчишкой, сбежала бы из дома и пошла по миру.

– Была бы ты мальчишкой, - крякнул Егор, - я тебя за такие мысли выпорол бы.

– Наша доля бабья за прялкой сидеть, детей нянчить, мужу угождать, - сказала мать.

– Тоска, - топнула ногой Гостюшка.

Мать мудро усмехнулась:

– Платком голову покроешь, все мечты укроешь.

– Не хочу, не буду, - сердилась девочка, - тоже хочу подвиги совершать!

Девочка села к окошку, прижалась носом к стеклу. Казалось, огоньки, гаснувшие в домах, поднимались в небо, чтобы в нем сиять до утра. Деревня тихо готовилась ко сну. И вдруг над лесом багровым пламенем вспыхнул огненный столб и рассыпался искрами, что-то тяжело ухнуло, Гостюшке даже показалось, что изба качнулась.

– Тятя, маменька, - воскликнула девочка, - в лесу пожар!

– Где?
– всполошились Егор и Дуня, - подскочили к окну и рассмеялись: - звезды сегодня ярко горят.

Гостюшка чуть не плакала.

– Своими глазами видела, как огненный хвост прямо в землю ушел.

– Умаялась ты, задремала у окошка, вот и приснилось. Полезай на печку, спи, доченька, - сказала мать.

Утром по Скородумовке бежала, торопилась весть. Принесли ее ребятишки, ходившие за грибами: на лесной опушке незнамо как появилась избёнка. По рассказу ребятишек, жили в той избёнке мужик с бабой.