Сказки из Скородумовки. Чурочки березовые
Шрифт:
– А дитя в люльке как качать станешь?
– удивилась Марфа.
– Этого тебе оставлю, а другого родишь - себе заберу.
Марфа тяжело поднялась, её щеки побагровели.
– Ах ты, змеюка ползучая, - гаркнула баба, - деточку мою, кровинушку родненькую и себе, чтоб на рожу твою чумазую смотрел и икал со страху!
Марфа толкнула Бы, тот тоненько ойкнул, свалился и покатился по полу.
– Голова отлетела, - крякнул дед Дрёма с печи, - ну и сильна ты, Марфушка, с самим Бы справилась!
– Цево толкаесся, -
– Вот сорванцы, - ахнула Марфа, - надо же, что удумали, провести меня хотели! Обещала я тебе, Гостюшка, березовой каши, сейчас так наешься, на всю жизнь запомнишь.
Гостюшка выбралась из зипуна, подхватила на руки чумазого Стёпушку, сидевшего на ее плечах, и выскочила из избушки.
– Дверь свою забирай, - кричала вслед тетка Марфа, - мне она посерёд стены без надобности. А за зипуном и не думай возвращаться, он мне пригодится! Ни отцу не отдам, ни матери!
Вся Скородумовка, узнав об этой истории, потешалась над Марфой. Пойдет та на речку бельё колотить, а бабы смеются: Марфушк, сама будешь вальком махать иль Бы позовешь? Спустится та к колодцу, соседки тут как тут: а Бы куда делся, чего он тебе вёдра нести не помогает?
Старого Дрёму Марфа больше не обижала, но Гостюшку костерила на все лады.
– Ишь, стену мне в избе проломила, негодница, - жаловалась бабам.
– Ты, Марфушка, как Бы увидала, - заливались смехом соседки, - в уме повредилась. Как девчонка малая с братцем несмышленышем могли брёвна переколотить.
– Сама удивляюсь, - отвечала Марфа.
Никто не верил Марфе. Даже муж махал досадливо рукой и говорил: почудилось тебе с перепугу. А дед Дрёма хихикал и отнекивался, я, мол, на печи лежал и ничего не видал. Стена была целехонька, ведь сразу после ухода Гостюшки, прибежал её отец Егор, махнул рукой, и дверь в стене исчезла. Марфа каждое бревнышко перещупала, пересмотрела, никакого следа не осталось.
– Колдовство, - шептала Марфа, - не зря Егор из дальних краев себе женушку привез. Дунька сама колдует и дочку ремеслу выучила.
– Сметливая наша Гостюшка, - говорили деревенские, - вся в отца и мать, ишь как Марфу проучила.
Но родители дочку за смекалку не похвалили.
– Виновата ты в том, Ксюша, что без спросу в сундук залезла, - пеняла дочери Дуня, - Разве для того я кольцо прятала, под полотно подсовывала, чтоб ты его брала. Человека выпугала.
– Какого?
– удивлялась Гостюшка.
– Тётку Марфу что ли?
– И Марфа человек. А братец твой Стёпушка упал, ножку зашиб, весь вечер плакал. А ведь про то колечко мы никому не рассказывали, не простое оно. Хорошо отец успел дыру в стене спрятать, пока деревенские не увидели.
– Как, маменька, как отец дверь спрятал?
– встрепенулась Гостюшка.
– Дверь делать у меня получается, а спрятать нет.
– Вот оно что!
– хлопнул себя по колену Егор.
– Зря, видать, мы бабке Евлашке не поверили, когда она говорила, что у нее в стене завалившегося сарайчика дверь открылась. Эх, Ксюша, Ксюша, большая ты уже, восьмой годок, а одно озорство на уме.
Гостюшка насупилась:
– А чего она деда старого обижает?
– И это не дело, - согласился отец.
– Старики мудрость нам дают, каждое их слово ловить нужно. Но там чужая семья, не нам в неё мешаться. Разве у Марфы мужа нет, разве не мог он сам жёнушку приструнить? А ты, выходит, их на посмешище выставила.
В душе Егор с Дуней были согласны, поделом досталось нахальной Марфе и ее мужу, который не хотел заступиться за старика, но похвалить дочь не могли, а то привыкнет над взрослыми потешаться.
– Видать настала пора тебе, Ксюша, узнать как Влас и Протас решили по свету пойти, и как их сыновья Протасик и Власик мальцами-удальцами стали.
– У, - отмахнулась Гостюшка.
– Я эти сказки с детства слышу.
– То от чужих людей слышала, теперь от меня послушай, - сказал Егор.
Много вечеров рассказывал он дочери о своих странствиях. Гостюшка то восхищенно охала, то сочувственно всхлипывала, то досадливо морщилась.
– Ах, тятенька, - воскликнула она, когда история подошла к концу, - вот мне обидно, что сейчас ничего любопытного в мире не осталось. Гляну на нашу Скородумовку, до зевоты здесь скучно. Мужики пашут да сеют, бабы прядут и языками мелют. Родилась бы я мальчишкой, сбежала бы из дома и пошла по миру.
– Была бы ты мальчишкой, - крякнул Егор, - я тебя за такие мысли выпорол бы.
– Наша доля бабья за прялкой сидеть, детей нянчить, мужу угождать, - сказала мать.
– Тоска, - топнула ногой Гостюшка.
Мать мудро усмехнулась:
– Платком голову покроешь, все мечты укроешь.
– Не хочу, не буду, - сердилась девочка, - тоже хочу подвиги совершать!
Девочка села к окошку, прижалась носом к стеклу. Казалось, огоньки, гаснувшие в домах, поднимались в небо, чтобы в нем сиять до утра. Деревня тихо готовилась ко сну. И вдруг над лесом багровым пламенем вспыхнул огненный столб и рассыпался искрами, что-то тяжело ухнуло, Гостюшке даже показалось, что изба качнулась.
– Тятя, маменька, - воскликнула девочка, - в лесу пожар!
– Где?
– всполошились Егор и Дуня, - подскочили к окну и рассмеялись: - звезды сегодня ярко горят.
Гостюшка чуть не плакала.
– Своими глазами видела, как огненный хвост прямо в землю ушел.
– Умаялась ты, задремала у окошка, вот и приснилось. Полезай на печку, спи, доченька, - сказала мать.
Утром по Скородумовке бежала, торопилась весть. Принесли ее ребятишки, ходившие за грибами: на лесной опушке незнамо как появилась избёнка. По рассказу ребятишек, жили в той избёнке мужик с бабой.