Сказки из Скородумовки. Чурочки березовые
Шрифт:
– Бум! Бабах!
– раздавались мощные удары в дверь.
– Выпуститя! Выпуститя!
– верещала Дива. В окне на мгновение показалась ее всклоченная голова и снова исчезла.
– Спаситя! Помогитя!
– Ишь, лютует, - покрутил головой Власик.
– Сердится, видать, недовольна чем-то, - поддакнул Протасик.
– На волюшку захотела, - усмехнулись парни, - по травушке побегать.
В избушке послышался яростный вой.
– Плачет, - сочувственно вздохнул Власик и убрал кол, подпиравший дверь.
Вопль в избушке
– Видал как встречает, - довольно ухмыльнулся Власик, - в ножки кланяется.
– Ох, - баба ошалело завертела головой, - вырвалась-таки. Вырвалася!
– Дива, ты ли это?
– захохотали Власик и Протасик, - гадать вздумала. Ах ты, жаба. Вот не думали, что придётся с тобой свидеться. А гривна с серёжками твои где? Хоть бы надела, глядишь, опять красавицей стала. Небось, когда на козле ехала, всё и растеряла!
– У, лиходеи, - шипела Дива с ненавистью поглядывая на парней, - зачем отца моего, Горына погубили.
– Это не мы, - отказались Власик и Протасик, - это Мрак Ненасытный. Так папаша твой, видать несвежий был, помер Мрак, рассыпался пылью. Ты вот что, Дива, если не хочешь, чтобы братец твой с голодухи помер, расколдовывай наших отцов. А то один петухом кричит, другой как курочка квохчет.
Лицо Дивы пошло болотной зеленью, хитро сморщилось.
– Сначала Змея освободите, а я вам обещаю отцов ваших расколдовать.
– Какого еще Змея?
– удивились Власик и Протасик.
– Братца моего Змея Горыныча.
– Иди, Дивушка, освобождай братца своего. Он вокруг пня на коленочках елозит, спинушку согнул, шейку вытянул. Да ты не думай, что обмануть нас сможешь, на каждую твою хитрость у нас своя мудрость найдется.
Власик и Протасик засвистели и зашагали домой, а Дива, поднявшись с земли, и отряхнув юбку, топнула ногой и прошипела:
– Чурбаны неотесанные, - и тут же захохотала, завертелась на одном месте, весело припевая - чурбаны, чурбаны. Чурки березовые. Будете локотки кусать, невежды деревенские, да поздно. Улетят вороны в синее небушко, не вашими ручищами, в земле испачканными, их ловить.
Поутру в Скородумовке раздался дружный бабий вой. Бабы выскакивали из изб, хватали себя за волосы, падали на траву, катались и кричали:
– Ой, горе, ой пришла беда, откудова не ждали.
Лишь бабка Настасья, жившая совсем одна, не понимала, что происходит. Она протягивала дряблые, покрытые веснушками руки к соседкам, теребила их за одежду и спрашивала: - Чево стряслось-то?
– Уйди, старая, - ревели бабы, - беда у нас великая.
Рыдая и воя, бабы доили коров, выгоняли их в стадо, пасти которое взялась одна из женщин, топили печи, варили похлёбку и время от времени истошно вскрикивали:
– Прилетела беда черной птицей, закрыла белый свет крылами, ох, горе горькое.
Наконец бабка Настасья разведала, что проснувшись поутру, бабы не увидали в избах ни своих мужей, ни сыновей, ни старых отцов. Вместо них лежали березовые чурки. Сначала бабы недоумевали, куда делись мужья, искали их и звали, но когда выяснилось, что ни одного мужика в деревне не осталось, бабы бросились в избы, посмотреть, а все ли в порядке с сыновьями. Дочки посапывали веснушчатыми носиками, а вместо мальчиков на подушках были чурочки.
Бабы сгрудились в кучку посреди деревни.
– Что за колдовство, - переговаривались они, - кто мужей наших, сыновей и отцов чурками оборотил? И что нам теперь делать?
Гостюшка, пришедшая вслед за матерью, долго слушала бестолковую трескотню и рёв баб.
– В лес надо бы сходить, к колдунам, пускай надоумят, что делать, - решили бабы.
– Додумались, - ахнула Гостюшка, - так это их рук это дело, они все и сотворили.
– Ты откуда знаешь, - накинулась Марфа на девчушку, - иль сама там была и видала?
– Не, - откликнулись бабы, - она не ходила, Бы посылала.
Марфа покраснела, запыхтела от досады и спряталась за спины соседок.
– Дело Гостюшка говорит, - переглянулись Фотинья и Фекла, - колдуны наших мужей на потеху выставили, за это Власик и Протасик трое суток старика у пня коленками траву вытаптывать оставили. Вот он и отомстил.
– Пойдем за мужей, за сыновей, за отцов старых поколотим Змея и Диву!
– загалдели бабы, похватали вилы, косы и зашагали в лес.
Толпа разгоряченных решительных женщин могла хоть кого напугать. Но Дива с братом спокойно сидели на кривом крылечке. Увидев Змея, женщины расхохотались:
– Кто тебе бороду криво остриг, Змеюшка, какой ты потешный.
– Врасплох застали, - буркнул Змей.
– Вам бы плакать, а не смехоторию наводить, - фыркнула Дива.
– Вы зачем всех мужиков чурками березовыми оборотили?
– выступила вперед тётка Фотинья.
– К сыночку на заре подошла, - всхлипнула молодая баба, - а в люлечке чурочка лежит. Ох, так и ношу ее у сердца.
Дива захихикала.
– Ты чего?
– изумились баба, - насмешничаешь? Да мы тебя...
– Что?
– поднялась Дива, - Что сделаете, деревенщины, против меня, дочери Горына?
– Твоего Горына наши мужья и сыновья победили, - крикнула тетка Фекла.
– Печку мужьями и сыновьями топите, - прищурилась Дива, - Для другого дела они не годны. А гореть хорошо будут, жарко! Ишь, с вилами они пришли, с косами. Испугались вас, как же.
Дива потянулась и вошла в избу. Бабы было кинулись вслед, но натолкнулись на что-то невидимое, упругое, отбросившее их назад.
Змей усмехнулся, зыркнул на обескураженных женщин, плюнул в их сторону и тоже скрылся в избе.
Поняв, что не смогут наказать обидчиков, бабы опять подняли вой. Окошко раскрылось, высунулась довольная Дива.