Сказки из Скородумовки. Чурочки березовые

Скифа Аноним

– Еще кто их видел?
– допытывалась Гостюшка.

– Да никто. Ишь, расктокалась. Мало того, что я видала? Спустилась к речке, дождь так и хлещет, так и льёт.

– Тебя нелегкая зачем в грозу к речке понесла?

– Тёлка убежала, искала я её, ой, тётка Дуня, не перебивай. Кругом громыхает, небо на половины колётся, думаю, смерть моя пришла, и про тёлку забыла. Зажмурилась я со страху, а когда открыла глаза, с ветки ракитки кругляш сползает, легко так на другую веточку перепрыгнул, сам горит, а чуть

поодаль другой. Скокнули они на травку, и тут как ударит, меня прям какая сила от дерева отшвырнула, ракита старая на куски разорвалась, насилу я поднялась, да к вам. Всё, спасены теперь наши мужики.

– А ты за кого беспокоишься?
– нарочито зевнула Гостюшка, - у нас тятя и Стёпушка за божницей лежат, да деда Дрёму туда же положили, а у тебя ни отца, ни братьев. За кого сердцем-то болеешь?

– Ксюша, - окрикнула мать.

– Злая ты, - было непонятно, текут ли слёзы по Полькиным щекам или капли дождя не высохли.
– Думала, обрадую вас.

Полька жалко согнулась, шагнула к двери, но Гостюшка вскочила, обхватила девушку за талию, прижалась к мокрому боку.

– Прости меня, Полька!

– Да чего, привыкшая, все над Полькой смеются, дразнятся - рыжая-бесстыжая. А чего насмехаться-то? Кто-нибудь подумал, каково нам с матерью? Вы первый год без мужиков и то спеклись, а мы который год вдвоем работу ломим. Были б братья, подросли, помогать бы начали, так нет, одни девки уродились. Кроме меня еще три сестры маленькие. Девки с бусами, а Полька рябину на нитку нижет. Кто сапожки носит, Полька в лапти лишь зимой обувается. Ладно, бывайте.

Поля хотела отвести от себя Гостюшкины руки, но девчушка еще крепче обняла её.

– Как от тебя свежестью пахнет, Поленька. Не уходи, расскажи, что видела.

– Так уже.

– Ещё раз послушать хочется.

– Эх, - вздохнула Гостюшка, выслушав во второй раз историю Поли, - не поверят тебе люди.

– Почему? Разве я кого обманула, разве что чужое в свой карман положила, или лишнего с кого взяла?

– Смотри Полюшка, - Гостюшка начала загибать пальчики: - Синие дорожки все видели.

Мать и Поля кивнули.

– Белых воронов полдеревни, и ругань помнишь какая стояла.

– А шары огненные одна я, - Поля огорченно качнула головой.
– Тётка Марфа первая на смех подымет. Промолчать разве? Так нельзя, последний знак это был.

Бабы, собравшись в кружок посреди деревни, перекидывали друг другу обидные словечки. Одна начнет, другая подхватит. Полька стояла, угнув голову, была она даже не красного, а свекольного цвета. Гостюшка протиснулась сквозь баб, подошла к Польке, прижалась к ней.

– Ой, не могу, Польке рыжей верить, - закатывалась одна баба.

– Углядела, - зло пересмеивались женщины, - у нее во всей деревне только глаза и есть, востроглазая.

– Да летели бы шары, - Марфа выставив грудь двинулась

на Польку, - всю деревню осветило. И кто ты такая, чтоб тебе знак подавать?

– Конечно осветило, - лепетала в свое оправдание девушка, - много света было. Я правду говорю.

– Да правду разве таким голоском говорят? Ее кричать надо, - гаркнула Марфа, - вот так. А-а-а-а!

Гостюшка с обидой заметила, что тетки Фотинья и Фёкла тоже смеются над Полькой и даже мать, было поверившая девушке, тоже стояла с сомнением на лице.

– Не может Полька обманывать, - пробовала заступиться Гостюшка.

– Она и не обманывает, - старуха Евлашка приплелась послушать бабьи пересуды, - ее как громом шибануло, так у нее огненные круги перед глазами и поплыли, вот Полька и подумала, что это шары.

– Что хотите говорите, - Полька топнула ногой, - а я видела, видела. И не шибало меня громом, неправда. Завтра же спозаранку пойду искать колдунов.

– И я с тобой, - вызвалась Гостюшка.

– Тебе зачем?
– нахмурились бабы, - ни мужа не потеряла, ни сына. Над горем нашим насмехаешься.

– Нет, нет, - Полька закрыла глаза руками и заплакала.

– Напрасно дочку обижаете, - Полькина мать, оттиснула плечом товарок: - Сроду Поля не соврала.

– Ага, - кивали бабы, - она только по пятницам врет, а по четвергам неправду говорит, во вторник хошь не хошь, а соврешь, во середу - брехать беды нету, в понедельник - языком мели точно веник, ну уж в субботу - такая работа: ври да не завирайся. И только в воскресенье, отдохнув после обеда, скажет Полька чистую правду.

– Пристукнутая твоя девка, - насели бабы на Полькину мать, - была просто рыжая. А теперь рыжая с пришибом.

Бабы прыснули. Полька кинулась было бежать, но Марфа ловко ухватила девушку за толстую косу.

– Ты куда, красавица? Я с тобой поутру тоже пойду, а как к обеду назад воротимся, не жди от меня хорошего, - глаза Марфы сузились, - уж я тебя позорить буду, покуда язык не измочалю.

– За что ты так, тетка Марфа?
– Поля подняла на Марфу измученные глаза.
– Что плохого я сделала?

– А чего лезешь, куда не просят. Ты кто такая, какого роду, что тебе знаки посылаются? Теперь не отвертишься, колдунов искать пойдешь, да далеко ли уйдешь?
– Марфа хохотнула.

– Мам, собери мне что-нибудь в дорожку, с Полькой я отправлюсь, - попросила Гостюшка мать, вернувшись домой.

– Ложись спать, родимая, Полька если и пойдет куда - к обеду дома непременно будет. А ты закрывай глазки. Все еще в жизни будет - и ночи бессонные, и работа надрывная, хоть в детстве поспи.

Мать подошла к божнице, взяла маленькое полено и начала его баюкать.

– И ты, сынок мой ненаглядный, солнышко моё ясное, спи.

Лишь только начало светать, а в окошко уже стукнули.