Сказки моего детства и прочая ерунда по жизни (Неоконченный роман в штрихах и набросках)
Шрифт:
По-моему тогда-то мне и выбили большой палец левой руки, но я мужественно бился с противниками до самой темноты, пока, не смотав волейбольную сетку, все не разбрелись по своим домашним норам.
На следующий день волейбольные баталии начались ещё с обеда, то, затихая, то, набирая силу, поскольку столбы устояли каким-то образом под напором неизвестных ветров, и инициативной группе не пришлось совершать походы в ближайшие запрещённые и тайные лесосеки волейбольного братства, но на следующее утро они отсутствовали полностью, то есть исчезли без следа, срезанные под самый корешок и даже без пенька. Ветры оставили новые борозды на утячьем огороде и новые парламентеры, кроме ругани, получили ещё и предложение сходить за новыми дровами, коих этой зловредной бабе не хватало на зиму. Нового похода в З-кие кущи не было, а, ещё не разозленные окончательно малолетние бандиты, попросту спёрли пару труб в славном совхозе З-кий и без особых треволнений вкопали на прежнее место. Правда сначала никак не могли закрепить на них сетку, но, позднее, вбили пару колышков в саму трубу, а пара гвоздей завершила
Если первые столбы, мы как-то могли простить, зная свою не безгрешность на почве поедания чужих подсолнухов, то к третьему дню их поблизости уже просто не было, так как они были съедены ещё в первый день и, доедены, во второй. После короткого совещания банда в количестве никак не меньше двадцати человек перевалившись через небольшой забор, дружно устремилась во внутренние территории огорода противника, топча по пути плоды труда и производя сборы урожая, пусть и довольно рано для многих культур. Через пять минут, то, что должно быть вырвано, было вырвано, а что должно было быть вытоптано, было вытоптано. Когда явилась запоздалая хозяйка, то вся банда уже сидела на дальнем заборе её огорода, до которого было никак не меньше пятидесяти метров, и употребляла с наглыми рожами урожай текущего года с её грядок. С вилами наперевес, хромая в злобе ещё больше, она атаковала уже пустой забор, поскольку все участники акции мщения уже взгромоздились на подобное же сооружение районной больницы, с завидным аппетитом шелуша недозрелые семечки.
Выслушав причитающиеся в этих случаях угрозы и посмеявшись над произносившей их, банда доблестно перекочевала на ближние подступы к огороду, производя одиночные набеги на него, после того, как воительница покинула поле боя.
Яростные лобовые атаки кривоногой мадамы, встречались гомерическим хохотом и достойными этого зрелища шуточками. Видя, что в лоб эту крепость взять невозможно, не очень хитроумная Уточка, предприняла обходной маневр. Выйдя на улицу, она попыталась подкрасться к соплякам с тыла по проулку, где забор был выше и плотней, но это не имело успеха. Маневренные группы, заметили этот движение противника загодя, направились в неохраняемый огород, в надежде пополнить запасы, что и сделали с успехом, успев, за долго до явления на поляну матерной бабы, взгромоздиться на высокий больничный забор, с которого посыпались, как горох, в высокий бурьян, росший с другой стороны, при её приближение.
На следующий день Уточкин огород был выпотрошен с раннего утра, а на третий день она уже побежала жаловаться всем подряд, кажется, даже в милицию и администрацию совхоза.
P.S. Хоть в этих акциях я принимал самое активное участие и был узнан нашим ворогом, но моё объяснение с родителями носило самый легкий характер, в форме информации о происшедшем. Мое объяснение вполне удовлетворила отца, и он даже посмеялся над пострадавшей.
P.P.S. На сем поветрие на волейбол почило в бозе и изредка возобновлялось в форме игры в "картошку" или просто игры в круг. Так же периодически мы резались в него на уроках физры. Но все равно футбол я люблю больше.
ГЛАВА ВТОРАЯ В ПЕРЕМЕЖКУ С ПЕРВОЙ ГЛАВОЙ И ТРЕТЬЕЙ ТОЖЕ
"Здраствуй, папа, это я"
Странно, прожив много лет бок об бок, я так и не знаю своего отца. То ли время, в которое он жил, наложило этот странный отпечаток, то ли сам характер выразился здесь. Не знаю. Его биографию, да и ту не полную, обрывочную, покрытую флёром таинственности, я имею из вторых-третьих рук. Источники знаний моих могут быть не точны, так что я не претендую, даже здесь, на полную достоверность. Хотя сам он достоин уважения и преклонения, как все поколение, что прошло горнило войны. Впрочем, если вы хотите увидеть моего отца, то это вы можете сделать, открыв книгу о параде Победы, который у нас был единственный: летом сорок пятого. Там, найдя коробку Карельского фронта, отсчитайте три шеренги и правофланговый, и есть мой отец. Зная его походку, с характерным выносом ноги и некоторой косолапостью, даже в каске, напяленной на самые глаза, я, первый раз увидев этот снимок, сразу сказал, что это он. И единственно, о чем рассказывал отец охотно, так это об этом Параде, иные же его рассказы о войне носили всегда какой-нибудь курьезный характер, чтоб отвязаться от меня. А жаль.
Мне зададут вопрос, почему я ни слова не пишу о маме? Не знаю. Мама в нашей семье была мотором, двигателем, а отец – душой. Странно, может быть я и не прав, но душа все-таки важнее движка. Хотя отец всю жизнь как-то сдерживал свои эмоции, но это скорее из-за детства, прошедшее в детском доме, при живой матери. Но, несмотря на это, смею утверждать, что наша мелюзга и шпана нашего рода ходит за своим дедом хвостиком.
Мама моя была холодновата, практична, но она чувствовала, что не дотягивает до отца чем-то, а именно добротой, зачастую грызла его по черному, придумывая прочего всякие небылицы, так как я подозреваю, что она знала о нем не многим больше, чем я. За сиё она несколько раз получала от него по первое число, ходив в синяках, пока отец не пообещал мне, что больше не тронет её пальцем и сдержал свое слово: не ударив больше ни разу мать до самой её смерти. Так что вы можете понять, что мой отец отнюдь не ангел. А махать кулаками он мог нехило. Имея больше ста восьмидесяти сантиметров рост, при восьмидесяти
Вернемся, однако, к истокам его, а, через него, может, и моей биографии. Жизнь по нему проехалась со всей своей решительной силой, так что научила его не только махать руками, что, как я уже говорил, он умел делать неплохо. Это я утверждаю с полным основанием. Мой отец, Макаров Николай Петрович, родился во глубине Сибири холодной, невдалеке, по сибирским меркам, от недавней столицы Восточной Сибири, Иркутска. Этак на день пути и даже поболе на неспешной савраске, хотя тихо в те времена никто тоже не любил ездить. В год революции. Семья его была довольно богата, так как у них была мельница, два дома, но мой дед, Петр Иванович, был из семьи незажиточной, но и не голодранцев, впрочем. Но эти два дома были построены дедом, так что в дело процветание семьи его вклад был несомненен, хотя до меня доходили какие-то смутные слухи, что его жена, моя родная бабка, считала его всю жизнь, мягко говоря, нищим и голодранцем, обязанным ей всем. Даже то, что к его смерти она приложила свою руку. Но это только слухи и догадки, которыми меня снабдили на его родине земляки.
Дед мой был легендарно здоров, выпивав на спор четверть самогона, таскал на себе брёвна через гору, никак не меньше, чем за полкилометра. Кроме всего прочего, он служил в гвардии, что охраняла царскую особу, так что мои слова держаться не на вранье, так как туда брали мужиков видных и хилых просто не держали. Благодаря своим внешним данным, он Первую мировую войну пустил по бороде, толкаясь по казармам столицы, а не по вшивым окопам. Видимо и гражданской войне он тоже состроил козью морду, так как никаких сведений об этом не имею, то и не буду говорить ни про ни контра. По большому счету, мне кажется, он был равнодушен к классовой идее, но, в момент смерти, когда моему отцу было только семь лет, он находился на должности помощника председателя Сельского совета, за что нарвался на ножи, забредшей на огонек белогвардейской банде, которая увела с собой этого коммуняку собой. Правда, потыкав его шашками, бросили его связанного за околицей. Очнувшись, он побрел к дому, но не дошёл до него и умер за своем огородом в сотни шагов от него из-за потери крови, истекающей из ран, что приятные собеседники оставили ему на долгую память. Его нашла собака, которая преданно караулила мертвого хозяина. Она, прибежав домой, чтобы поесть, вновь убегала к нему. Отец помнит отчетливо только порубанную отцовскую руку.
По воспоминаниям моего дяди, который был старше отца на семь лет, дед мой прибыл на родину в конце шестнадцатого года. В этом факте много разных непонятностей. Если бы он дезертировал, то бы не жил открыто. Дядя выдвигает версию о том, что он специально был отправлен в родные места для ведения агитации, что могло быть и конъюнктурным ходом моего дяди, который в своих воспоминаниях явно искажает факты своей биографии. То, что он не участвовал в Русско-японской войне 1945 года, оправдывает тем, что он отстал от полка, находясь на заготовках продовольствия, в то же время я ранее слышал его рассказ о том, что, будучи щуплым и хилым от природы, он не прошёл медицинский отбор. Живописал он этот отбор довольно красочно. В сущности, это был массовый отбор особей мужского пола на наличие мяса в районе кобчика и его окрестностей. Многомудрый коновал, скоренько ощупывал ягодицы, и по этому признаку отбраковывал бодро шагающих мимо него солдат. Так как у моего отца данное место, при наличии восьмидесяти килограмм, ни чем не выделялось при самой сытой и спокойной жизни, то у моего дяди мясо отсутствовало всегда, а в те годы подавно. Он не попал на фронт борьбы с самураями, будучи выгнан из рядов строгим фельдшером. Так как это было постыдно, обидно и больно, то он сочинил целую байку для своих детей.
Бабку же мою, видимо, раскулачили, так как сын её отчего-то оказался в детском доме. Где была все это время моя бабка, – не знаю. Но в Харате, родине деда, до сих пор бродят смутные слухи, что в смерти моего деда виновата наша бабка, о чём я уже напоминал. Хрен его знает и рассудит, но во всяком слухе есть доля слухов. Скорее всего бабка некоторое время провела в местах связанных со знакомством с идеями коммунизма на практике, что отразилось на судьбе отца. Как бы тогда мой отец оказался в детском доме?