Сказки моей жизни

Яковлев Александр Степанович

Днем из окна было видно, как по Волге ходили огромные белые двухэтажные дома с окнами, дверями и трубами. Из труб хвостом расстилался дым. И очень хотелось побывать в таком доме… И долго, лет до семи, не удавалось побывать. Каждый год ранней весной мой отец уезжал на работу в Саратов. Раз перед сборами в дорогу он сказал мне, что возьмет меня с собой. Вот радовался я! Немедленно я оповестил с гордостью всех своих приятелей:

— В Саратов еду на пароходе!

Помню недолгие сборы, узлы и корзины. Мы пошли по улице, а соседи спрашивали моего отца:

— Уезжаете?

— Уезжаем.

До свиданья!

— Час добрый. Путь счастливый.

И торжественно раскланивались.

На берегу возле пристани было уже много народу. Волга казалась необъятно широкой, вся серебрилась на солнце; люди на берегу и на пристани весело суетились, кричали, и мне хотелось кричать, смеяться, бегать. Мне неприятно было, почему у бабушки и мамы лица печальные, если так хорошо на Волге и мы поедем сейчас на пароходе. Мы долго стояли на пристани у самого борта. Волга была вот здесь, у самых наших ног, гладкая, огромная, лишь вдали виднелись кустики на том берегу. Бабушка крепко держала меня за руку: боялась, что я упаду за борт. Вдруг толпа заволновалась, и я услышал говор:

— Идет, идет!

Все посмотрели на Волгу вдаль, к Белой горе. Там завиднелось белое, светящееся на солнце пятнышко. Пятнышко быстро вырастало. Вот показались окна, труба, — из трубы полосой тянулся дым, — и я уже видел ясно: это шел белый пароход.

Здесь, на пристани, люди возбужденно задвигались, сгрудились к борту, перебирали свои корзины и узлы, поспешно прощались.

А пароход ближе, ближе. Белое бойкое облачко рванулось над ним ввысь, и широкий, сильный рев сотряс Волгу. Пароход сделал плавный поворот и направился к пристани. Он шел важно, напоминая мне большую белую птицу. Я услышал крик:

— От борта прочь! От борта дальше!

Толпа отодвинулась от борта. Матросы в кожаных картузах забегали по пристани вдоль загородки. Пароход шел медленно. Слышно было, как плицы [1] его колес стучали по воде. С пыхтением и со вздохами он подошел к пристани и сразу стеной вырос выше нас, выше крыши. Я увидел, какой он большой. На палубе стояли нарядные женщины и мужчины. Дядя в белом кителе забрался на самый верх парохода, на мостик, командовал оттуда:

— Чалки давай!

1

Плица — гребная лопасть пароходного колеса.

От парохода к пристани полетели тяжелые мячи, к которым привязаны веревки. Мячи гремели по железной крыше пристани. Матросы ловили веревку в воздухе и торопливо тянули ее из воды. Я видел, как из воды вылезал толстый канат, похожий на змею. Пароход боком подошел к пристани. Пристань затрещала, заскрипела.

— Вперед! Назад! Стоп! — командовал дядя в белом кителе. — Мостки давай!

Матросы поспешно перекинули мостки с пристани на пароход. У борта началась давка. Нас сжали со всех сторон. Вот с парохода медленно пошли люди с корзинами и сундуками на плечах, с узлами в руках. Мой отец торопливо поднял

узлы и корзины, мама крепко ухватила меня за руку, и мы в тесной толпе пошли на пароход.

Вот мостки. Мне было страшно. Я ступал нерешительно. Меня пугала вода, которую я видел далеко внизу, сквозь щели мостков. Но мостки кончились. Мы на крепком, хорошем полу парохода. Здесь попросторнее. Толпа растеклась в разные стороны. Мы прошли между ящиками, сундуками, канатами, тюками.

Зашли в большую, просторную комнату со странным потолком, низко нависшим над головой. В комнате было много узких, длинных коек. На одну из коек отец сложил узлы и корзины. На койках по соседству сидели незнакомые мужчины и женщины. В углу, за столиком, ребята пили чай. Мы сели на койку. В открытую дверь виднелась Волга.

Вдруг рев парохода раздался где-то над нашими головами. Бабушка поспешно попрощалась с нами и ушла из комнаты. Мы трое через широкую дверь подошли к борту парохода. Бабушка уже на пристани, стояла прямо перед нами, улыбалась, что-то кричала нам. Нас разделяла темная пропасть, в которой далеко внизу шумела вода. Пароход протрубил раз, другой, третий. На пристани поднялась беготня. По мосткам на пароход спешили люди. С борта люди махали платками, фуражками, что-то кричали. Матросы убрали мостки и сняли чалки. Колеса парохода взбудоражили воду. Я почувствовал, как пароход весь задрожал.

Пристань медленно отодвинулась от нас и пошла в сторону. Бабушка махала нам платком. Платки, как белые голуби, трепетали над головами. Пристань, берег, мельница и дома на берегу поспешно поплыли мимо нас все дальше и дальше. Белые бугры воды вырастали позади парохода.

Я уже не видел бабушку. На пристани и на берегу были только черные фигурки людей.

Пароход плавно поворотил, и перед нами открылась вся ширь Волги, луга и лес в лугах. Мы перешли к другому борту. Опять я увидел горы, наш город. Берег несся мимо нас. Люди на берегу, лошади — все казались маленькими, как букашки.

Отец повел меня смотреть машину. Мы прошли внутрь парохода. Там темно и жарко. За стеклянной загородкой внизу виднелись огромные стального цвета колеса и валы. Они поднимались и опускались.

В самом низу, в стороне, шумел яркий огонь. Там я увидел человека в измазанной рубашке. Он казался очень маленьким перед этой огромной машиной. Я боялся, что его ударит колесом или валом. А человек спокойно похаживал. У него в руках была лейка с длинным носком. Отец мне сказал, что человек этот — машинист, что маслом он смазывает машину. От машины шел теплый ветер.

Потом мы ходили по палубе, где были сложены тюки и ящики, выходили на корму. На корме народ лежал вповалку. Два дяди сидели у борта и играли в карты. А возле них мужчина и женщина тихонько пели песни. По широкой лестнице мы поднялись на балкон. Я с удивлением увидел, что окна, которые мне казались такими маленькими, в самом деле были очень большие, а в них виднелись столы, накрытые белыми скатертями, блестящие люстры, цветы, диваны. Пароход мне показался очень большим. С балкона была видна Волга, широкая, светлая.