Сказки на ночь для одного Евгения
Шрифт:
От автора
Так давай на всех листах рисовать только Любовь… Безусловную Любовь!
(Анатолий Царёв, «Операция Пластилин»)
Есть на свете один Евгений, мой лучший друг. Как-то раз он попросил рассказать ему «что-нибудь», и я написала первую сказку. С тех пор я рассказываю ему о тех, кого люблю. О прекрасных людях.
Однажды знакомый писатель сказал со сцены, где мы вместе выступали по поводу выхода альманаха:
Каждая моя сказка – это иносказательное признание в любви. Я стараюсь писать их так, чтобы было легко и понятно читателю любого возраста, трогало бы и заставляло о чём-то подумать. Или даже – о ком-то. По-моему, нет ничего важнее, чем смотреть на людей вокруг себя. На людей, а не мимо и сквозь них.
Получается ли у меня или нет – это решать Тебе, дорогой читатель. В любом случае, я желаю Тебе приятных вечеров за этой книгой.
Ты налил себе чаю? Укутался в плед?
Отлично, тогда начнём.
Меня двое
– Ну зачем ты меня выдумала?! – доносится гневное из моей головы. Пожимаю плечами. Что сказать-то?
– Никого я не выдумывала. Ты сам пришёл. В мягкую синюю дверь, пока я спала. Вошёл и назвался: «Я Ёжи. Мне сейчас жить негде. Останусь? Чаёк поставить?» – и по-хозяйски достал чашку из шкафа. Не могла же я тебя выгнать!
– Вот лучше бы выгнала! Был бы я себе спокойным эфемерным облачком без ключей от квартиры в чужой дурной башке. И не приходилось бы принимать участие в реализации твоих идиотских идей! Ты, кстати, зачем мне стены перекрасила?! – у меня аж виски гудят от его криков. Вот-вот трещинками пойдут…
– Всё равно ведь всё смылось… – вздыхаю я, глядя с тоской в зеркало на волосы, слишком быстро переставшие быть фиолетовыми.
– А мне некомфортно теперь! Ты объясни, кстати, зачем с живой подругой советовалась? Я тебе на что?
Включаю чайник с целью заткнуть его наконец и начать читать. Семнадцатая книга за месяц – это же и без воображаемых друзей с ума сойдёшь!
– Чай будешь? – Ёжи выпрыгивает из моей головы и плюхается на диван. Закатывает устало глаза.
– Знаешь, как завлечь, ух, ведьма… рыжая… – злится. «Свои обои крась, мои-то зачем?!»
Нагло кладёт ноги в красных джинсах на спинку дивана. Клетчатая рубашка задирается, обнажая тощий белый бок. Была бы хоть на килограмм тяжелее, обзавидовалась бы.
Наливаю чай и приношу пончики. Хорошо, что твои воображаемые друзья любят всё то же, что и ты. Набивает желудок. Расплывается в улыбке, и, кажется, сейчас довольно замурчит, как кот.
– Ну, допустим, шизики бы меня так не кормили, спасибо, что выдумала, ведьмочка! Жаль только, мною не исчерпалось всё твоё воображение. А то оно какое-то больное. Выдумала меня и кроме – только кучу глупостей. А мне, может, одиноко. Выдумай кота? А лучше – жену! Мне можно, мне двадцать пять…
– Тебе четыре, – поправляю.
– Ну а в душе-то?!
– Нет, прости, без жены обойдёшься. Не хватает ещё, чтобы в моей голове поселились ваши нежности и семейные ссоры. Лучше скажи, где денег на поезд взять?
– Я безработный, у меня нет. А могла бы работу придумать… Нет, не надо, не надо! Разве что уличным музыкантом быть могу. Гитару вообразишь? И красивый бордовый шарф? И песенки?
– Я должна ехать. В июле – самый максимум, и то – не позже середины тогда… Ну же, Ёжи, миленький!
Оболтус уставился в пустоту – какую-то точку у меня на правом ухе. Серые глаза металлически сверкают.
– А может, стопом? – чуть ли не облизываясь.
– Это у меня тут – больные идеи?! Одной?! Стопом?! До Перми?!
– Не одной, вообще-то, – обиженно. Но идею дальше он развивать не стал. Теперь Ёжи думает долго, успевает сжевать все пончики и просверлить мне вторую дырку в ухе.
– А что, если… если… если записать мои истории, те, которые ты придумала, чтобы я мог рассказывать их каждый вечер перед сном, и продавать в интернете?
Я смотрю на него с ужасом. Продавать мои-его сказки?! А впрочем, может, и стоит? А то зря лежат и пылятся. Встаю и ухожу за ноутбуком.
Возвращаюсь, на ходу создавая файл. Окидывает взглядом, полным превосходства. Закуривает – прямо у меня в голове.
– Открывай, пиши: Сказка Первая, в которой автор становится стенографистом…
О месте оппозиции в современной России.
О том, что все случившиеся и нет доселе революции – лишь детские игры, ничтожные в мировом формате, а до настоящей Революции нам ещё расти и расти.
– Мы ещё можем… успеть, – хрипло говорил мистер Грей, который, впрочем, находился на собрании инкогнито, как и все остальные.
Его фраза была встречена тихим и густым гулом согласия.
– Силы наши, увы, невелики, но революция – дело рук единиц! – прокричал фанатично какой-то оратор.
«Невелики» – это, конечно, понятие очень растяжимое. В данный момент в зале было несколько сот человек в серых плащах с серыми капюшонами – идеальный костюм для того, чтобы затеряться в толпе или слиться с пейзажем. Ожидалось ещё прибытие на штаб-квартиру так называемой «белой армии», революционеров-смертников, привлекающих к себе внимание и тем самым отводящих взор «правоохранительных органов» от основной организации.
Времени на осуществление её планов, увы, оставалось очень мало. Некоторые из наиболее важных действующих лиц уже были арестованы и отправлены в крепость, чтобы всю оставшуюся жизнь царапать на её стенах крошечные палочки – по одной на каждый день.
И сейчас в этой зале решалась судьба всей организации и вместе с ней – всей страны. Прежние пространные планы следовало отменить, сократить, превратить в прямое действие. Необходимо было с каждым шагом приближаться к цели на тысячу шагов и каждым ударом попадать в неё. Все здесь были готовы к отчаянным действиям. Каждый навеки отрешился от своего прошлого, чтобы обеспечить мировое будущее миллионам других.