Сказки о рае
Шрифт:
Чуть ли не каждый вечер, озарённый последними лучами заходящего солнца, Василий ударял в свой гонг, сидя в позе Падма, полностью готовый для выхода в астрал.
Мусе это не нравилось, она гневно мяукала, спрятавшись в тёмном углу.
– Муся отлично воспринимает телепатический сигнал, – уверял он Кенчо, – вот увидишь, однажды она расскажет нам секреты своего мира, мало не покажется…
Иногда Василия навещал Мастер Джейду. Появлялся он всегда неожиданно, без предупреждения, и неизменно с кувшинчиком водки.
Василий продолжал объяснять «Джэю» основы пофигизма, чем очень его веселил, а также просил «проверить» – сопит он или нет. Для проверки Василий садился в позу Падма, ударял в свой гонг и «погружался», а Мастер Джейду ходил вокруг и прислушивался.
– Знаешь, Вася, внешне – вроде нет, а вот внутренне…
Во время одной из таких попоек Василий неожиданно спросил Мастера Джейду о своём соседе, которого он так ни разу и не видел:
– Слышь, Джэй, а чо этот парень? – Василий ткнул пальцем в стенку Угиена.
– What about him (парень, ну и что)? – насторожился мастер Джейду.
– Странный он какой-то: иду на работу утром, загляну к нему в камеру, типа, как дела, чувачок, а он – того, прячется…
Джейду неопределённо пожал плечами. Как он мог объяснить Василию, что Угиен оказался талантливым учеником и достиг невероятных успехов в магических искусствах Друкпа Кагью? Угиен теперь и сам был способен смотреть сквозь стену и видеть его, Василия, прошлую инкарнацию, да и многое другое…
– А знаешь, Джэй, сосед мой – неплохой музыкант, мьюзишн.
– O, really? – удивился Мастер Джейду.
– Прихожу когда с работы, слышу – поёт, – Василий встал и попытался изобразить пение соседа.
Получилось очень смешно, и они оба стали хохотать.
– How about you (ну, а ты)? – спросил всё ещё смеющийся Мастер Джейду.
– Я ему вот на тарелке подыгрываю, ложкой, получается очень, между прочим, недурственно. Стенка, правда, мешает. Буддизм буддизмом, но культурный досуг ведь тоже нужен, правильно я говорю, Джэй?
Мастер Джейду согласно кивнул.
– Петь-то я не могу, я не вокалист, это у нас Саша Рудаков был вокалист. Я ведь, Джэй, когда в Питере в институте автодорожного транспорта учился – college, в общем, я ж в команде играл, ударником. У меня, понимаешь, чувство ритма – «джик-пака, джик-пака, джик, ум цаца, ум цаца», – Василий стал изображать, как круто он когда то играл на ударной установке, стуча невидимыми палочками по невидимым барабанам.
Мастер Джэйду тут же вскочил и стал изображать гитариста, ловко перебирая пальцами по струнам невидимой гитары и подвывая очень похоже: «вауяи-и-и-и-и, тяуи-и-и-и-и».
Муся замяукала, пытаясь, видимо, изобразить вокалиста. Вместе получилось так здорово, что какое-то время они даже не смеялись, но потом началась форменная истерика, особенно у Василия. В итоге, он упал и опрокинул блюдо с недоеденными пельменями. Успокоился, только когда понял: за это нужно выпить.
– Давай, Джэй, выпьем за мировую гармонию, хармони!
– Давай! – сказал Мастер Джейду по-русски.
Василий наполнил пиалы водкой из кувшинчика и произнёс молитву-тост:
– Ом! Мани падме хум (спасение в радости лотоса)!
Выпив, они ещё посмеялись, Василий даже попробовал завести Джэя на второе «ум-ца-ца, ум-ца-ца», но получилось уже не то…
Потом он опять заговорил о своём загадочном соседе:
– Между прочим, вчера он из «Битлов» пел, знаешь, у них там есть про земляничные поляны – «Strawberry fields forever», песня такая. Я уже заснул, вдруг слышу – чот знакомое. Я сразу же проснулся, а он тут же петь прекратил, пугливый он что-то…
Мастер Джейду опять неопределённо пожал плечами.
Тут Василий наклонился к нему и начал шептать на ухо тихо-тихо:
– Слышь, Джэй, на работу он не ходит, по ночам поёт, – Василий многозначительно цыкнул зубом, – а может, он – того, затворник-монк? Я тут читал про учителя нашего Бодхидкарму, ну, тот, что начал традицию Дзен, в смысле Чань-Буддизм. Так он, когда из Индии в Китай пришёл, так девять лет, найн еарз, сидел лицом к стенке, эгейнст вол, ждал правильных событий – евентс, и всё это молча, – кивает.
Мастер Джейду подозрительно осмотрелся по сторонам и, наклонившись к уху Василия, сказал очень тихо:
– I think, Bodhidkarma was so quiet because great guru… (я думаю, что Бодхидкарма вёл себя так тихо потому, что великий гуру…) – тут Мастер Джейду тоже цыкнул зубом на манер Василия, – …he did not speak Chinese (…не говорил по-китайски).
Оба тут же заржали, впрочем, уже не так сильно…
Прошло ещё полгода. За это время жизнь Василия не очень-то изменилась: он всё так же ходил по утрам на «реставрационные работы», вечером читал, занимался дыхательными упражнениями и телепатией с Мусей Чемодановой, а также продолжал экспериментировать с «гонгом», но чаще просто подыгрывал на тарелке поющему соседу, не замечая, что именно в эти минуты его дыхание становилось абсолютно правильным.
Однажды Мастер Джейду, находясь в состоянии глубокой медитации в храме, расположенном на крыше дзонга Таксанг, почувствовал, что там, в тюрьме провинции Паро, начались события, возможность которых он предчувствовал ещё год назад.
Энергетическое тело Мастера Джейду отделилось от реального и, пройдя сквозь южную стену тюрьмы, оказалось сначала в коридоре, где не угасли ещё звуки гонга, а затем там, в камере Василия.
Василий сидел у окна в положении Падма, накрывшись войлочным одеялом. Его трясло. Рядом с ним медленно вращалась вокруг своей оси латунная тарелка, привязанная красной бечевкой к потолку.