Сказки о сотворении мира
Шрифт:
Эрнест задумался над первым абзацем.
— Дядя Натан… Здесь написано, что после заключения сделки, моя жизнь будет принадлежать не мне, а ему, — он указал пальцем в сторону высокой фигуры, окаменевшей на фоне мемориала.
— Тебя устраивает такое положение вещей?
— Не знаю, — пожал плечами Эрнест. — Здесь еще написано, что я безукоризненно должен выполнять указания Гида, даже если они не будут относиться к игре. Не я буду жить в своем теле, он будет жить там вместо меня.
— И это тебя устраивает?
— Еще здесь написано, — мальчик перешел на шепот, — дядя Натан, здесь написано, что за время жизни
— Это как? — удивился профессор.
— Очень просто: замучить до смерти кого-то из моих близких и притащить на святой алтарь в обмен на удачу. Когда и кого, он скажет… — слезы, не успевшие высохнуть, вновь навернулись на глаза. — Дядя Натан, как же так?
— Вот что! — решил Натан Валерьянович… взял контракт и порвал его на куски. — Я, на правах отца, запрещаю вам приближаться к мальчику с подобными предложениями. Или вы в корне пересмотрите условия сделки, или мы выберем другой вид спорта.
— Бестолковый какой-то папашка, — вздохнул индеец. — Мамашка — куда разумнее. Ну что ж, как знаешь, как знаешь… — сказал он, не повернув головы на рассерженного отца. — Желающие найдутся.
— Поищите их в другом месте, — ответил Натан. — Если вам не подходит здоровый мальчик с прекрасными физическими данными, который с удовольствием тренируется, поищите другого, который пожертвует всем, чтобы занять свое место в раме.
Но даже после этого индеец на Натана Валерьяновича не взглянул, только продолжал с насмешкой глядеть на слезы, что градом катились по щекам крошки-графа.
— Пойдем, — сказал Натан и повел Эрнеста обратно по коридору, увешанному портретами чемпионов. Крошка не видел стен, потому что слезы застилали глаза. — Ничего, — успокаивал Натан. — Мы дождемся, когда наш наставник поправится, выйдет из больницы… когда у него заживет рука и он сможет держать ракетку, чтобы заниматься с тобой. Извинимся, если надо. Мы извинимся? — мальчик кивнул, глотая слезу. — Мы пройдем медкомиссию, составим расписание тренировок, запишемся в их бассейн, чтоб далеко не ездить. Ты ведь хочешь играть, Эрнест? Тебе ведь нравится теннис? Что с того, что они помешают тебе стать чемпионом? Мы еще посмотрим, как у них это получится! Если ты будешь хорошо тренироваться, то обыграешь, кого захочешь. Ты же говорил, что спорт — это честный способ заниматься ерундой. Какой же он честный, если тебе предлагают такую гнусную сделку? Это совершенно нечестно с их стороны, и ты не должен переживать по этому поводу. Ты должен играть и тренироваться, тренироваться и играть. Запретить себе даже думать о том, что в спорте есть еще какой-нибудь способ достичь успеха. Если будешь уверен в том, что ты самый сильный, никто не сможет тебе помешать. — Малыш закрыл ладонью глаза. Чтоб чемпионы, развешанные на стенах, не видели его слез. — Ничего, ничего… — утешал ребенка Натан. — Все утрясется и образуется. Не знаю, малыш, что ты в жизни проиграл, не подписав контракта, одно могу сказать точно: сегодня ты выиграл главное, ты не потерял уважение к себе. Думаю, что все мы, и мама твоя особенно, будем гордиться тобой.
— Дядя Натан, — всхлипнул мальчик и остановился, заметив под ногами белое облако, — мы в дехроне?
Натан обернулся. Туман с двух сторон коридора настигал беглецов. Небо закрыла туча.
— Дядя Натан, — испугался мальчик, — что теперь будет? Коридор превратится в кольцо?
— Сначала надо успокоиться и взять себя в руки, — ответил Натан и заметил страх в заплаканных глазах графа. — Что ты делаешь, когда начинаешь проигрывать? Как ты учил меня сам: первым делом надо перестать бояться соперника. Вспомни, Эрнест! Мы с тобой никакого дехрона не боимся. Просто делаем то, что делали. А именно, возвращаемся домой. Посмотри на портрет и скажи, какой на нем год.
— Мальчик с опаской взглянул на портрет.
— Тут не написаны годы.
— Посмотри на человека, который там нарисован, и скажи, в каких годах он стал чемпионом? Ты же знаешь их всех. Ты же открытки собирал с их портретами.
Крошка граф поморщился, поднимая глаза.
— Знаю. Этот закончил играть в год, когда застрелили американского президента. В тот же год он был у нас в форте. Я предложил игру, а он… посмотрел на тотализатор и сказал, что повредил лодыжку, когда давал пинка своему слуге. Ему тогда никто не поверил. Все смеялись. Дядя Натан… давай вернемся домой.
— Ты молодец, малыш! Мы вернемся, но для этого надо найти портрет человека, который играет сегодня. Первую ракетку мира, из которого мы пришли. Дверь будет у него за спиной. Знаешь кто это?
— Федерер. Он лучший! Ты тоже знаешь. Ну, дядя Натан… Ты тоже видел его.
— Я без очков.
— Ну, дядя Натан…
— В чем дело, Эрнест?
— Если он здесь, значит я ничтожество!
— Кто тебе это сказал? Что за глупости?
— На его месте должен быть я…
— Каждый человек в этой жизни стремится занять свое место. Только ты один хочешь занять чужое.
— Если б ты меня любил, ты бы понял… — хныкал ребенок. — Если б ты меня любил, то подарил бы дольмен. Тогда я смогу с ним играть и взять титул. А так… ни за что сыграть не дадут.
— Конечно, не дадут, если будешь воевать с портретами за место в раме, а не со спортсменами на турнирах. Эрнест, если ты не прекратишь истерику, я закажу у художника твой портрет и повешу здесь сам. Поверь, я найду тебе место на стенке, но разве ты этого хочешь от жизни?
— Я ничего не хочу! — рассердился ребенок. — Я хочу домой. Дядя Натан, поедем к дольмену.
— Как я пущу тебя в дольмен, если ты из простого портала самостоятельно выйти не можешь?
Эрнест вырвал руку и пошел вперед по галерее. Пошел решительно и победоносно, пока не встретил нужный портрет.
— Вот он, — сказал граф и стукнул по стене кулаком. — Радуйся. Моей карьере конец. Можешь делать из меня физика.
От удара стена пошатнулась, покачалась немного на хлипком фундаменте, и рухнула в траву, накрывшись портретом. Впереди показалась дорога. На обочине стоял знакомый автомобиль.
— Я хотел, чтоб ты понял о физике кое-что… — сказал Натан. — Теннис на девяносто процентов состоит мастерства и физической подготовки, но есть еще десять процентов удачи, ради которой мальчики, такие как ты, готовы подписаться под любым скотством. Так вот, эта удача — и есть физика. Физика времени! Понимаешь?
— Не… — не поверил Эрнест. — Честно? Или ты сказал, чтоб я успокоился?
— Если ты будешь осваивать науку также серьезно, как теннисную ракетку, ты однажды поймешь, что удача имеет физические законы, так же, как удар по мячу. Современная наука еще не знает об этом, а ты уже знаешь.