Сказки о сотворении мира
Шрифт:
— Разве ты создал Греаль для себя, Человек? — удивился Ангел. — Разве не для тех, кто дорог тебе? Не для тех, ради кого ты живешь на Земле?
— Я привык решать сам, кто мне дорог, и для чего я живу. Совершенно точно, не для того, чтобы тешить твои амбиции.
— Что ж… Тогда тешь свои.
Оскар выплеснул воду из чаши, сунул ее за пазуху и вышел на лестницу. Валерьян Романович встретил его с тревогой. Сначала физика бросило в жар, потом в озноб. Ему потребовалось время, чтобы руки перестали дрожать и смогли нащупать ключ в
Валерьян Романович достал из ридикюля пакет с леденцами.
— Угощайтесь, — сказал он. — Мятные… знаете ли, очень хорошо успокаивают. Что такое? Не любите сладкое?
— Предпочитаю шоколад.
— Я сам люблю шоколад, но леденцы — прекрасное лекарство от стресса. Что с вами сделали? — шепотом спросил Валерьян, когда «пациент» заложил конфету за щеку. — Неужели клюнули?
— В самое сердце, — ответил Оскар.
— Какая неприятность. Господин Шутов, чем я могу вам помочь?
— Вспомнить, как оказались в этом проклятом месте. Валерьян Романович, опишите по минутам ваш сегодняшний день.
— Прибыл на вокзал рано утром, — ответил человек, — решил сразу зайти на кафедру, засвидетельствовать почтение, и задержался там до обеда.
— Дальше…
— Затем отобедал с коллегой в трактире у рынка.
— Так…
— Простился, отправился домой и заплутал в парке. Там, видите ли, все перекопано.
— Хорошо помните место, где заплутали?
— Еще бы, там меня впервые клюнула оглашенная птица. Господин Шутов, что же нам делать?
— Вот что, — ответил Оскар. — Выходите из машины и направляйтесь туда, где вас клюнули в первый раз. Повторите путь в точности до наоборот…
— Но…
— Никакие вороны вас больше не тронут, если четко выполните инструкции. Идите до станции через парк и первым же паровозом уезжайте отсюда. Ступайте с Богом, Валерьян Романович. Все будет хорошо. Очень скоро вы будете дома… там, где вас любят и ждут.
С утра пораньше Женя отвез Розалию Львовну в больницу, но перед этим взял с Оскара слово, что тот не будет отлучаться из дома и использует день для того, чтобы хорошо отдохнуть. Доктору не понравилось давление пациента. Любого другого человека на месте Оскара он бы немедленно уложил в кровать. Для спокойствия Розалии Львовны, Лео отправился в больницу с матушкой. Натан Валерьянович повез Юлю в университет решать вопрос о ее дальнейшем образовании, но прежде, чем сесть в машину, погоревал о карьере ученика.
— Твои однокурсники защищают докторские диссертации, — сказал он. — И ты бы мог вернуться на кафедру, если б не нахимичил… Хорошо, что у Юли другая фамилия, а то бы и ей за тебя досталось.
— Больше не буду, Учитель. И эту историю пора бы забыть.
— Как же забыть, если мне проходу не дают с расспросами о тебе, и преподаватели, и студенты? Гудят и гудят за спиной. Все мечтают сдать тебя Интерполу. Оскар, как тебе удалось настроить против себя факультет?
— Надо было пить с ними водку вместо того, чтобы учиться? Сейчас бы все уважали.
— Не надо было заноситься перед товарищами. То, что тебе дано больше, чем им, не повод для пренебрежительного отношения. Науке нужны не только гении. Рабочие лошадки заслуживают уважения не меньше. Думал ли я дожить до такого срама: прятать тебя и делать вид, что не знаю…
— Оставьте его в покое, Натан Валерьянович, — попросила Юля. — Давайте поедем, пока не закрыли шоссе.
— Куда ты ездил вчера? С какими людьми встречался? Тебе предложили работу?
— Да.
— Опять отказался?
— Опять.
— Что на этот раз не устроило?
— Зарплата маленькая, — ответил ученик.
— А у кого она теперь большая? Оскар, кончится тем, что ты снова продашь ювелирам золотой канделябр, только на этот раз тебя арестуют.
— Не арестуют, Натан Валерьянович, — возразила Юля. — Полиция не будет с ним связываться.
— Разве мы не достаточно ославились на весь мир?
— Даже больше, чем надо, — согласилась с профессором девушка.
— А по Греалю не горюй. Все к лучшему. Пёс с ним, с Греалем. Жили без него и еще проживем.
Последним был выставлен из дома Эрнест. Оскар поднял крошку с постели и велел убираться. Его сиятельство наспех покидал вещи в сумку.
— Я знаю, что ты задумал! — сказал он.
— Если проканителишься до обеда, задуманное к черту сорвется.
— Меня уже нет! — воскликнул Эрнест. — А можно флакер возьму?
— Бери хоть ступу с помелом, только проваливай.
— А можно, побреюсь?
Оскар кинул бритву в сумку Эрнеста.
— На кортах побреешься. Там же умоешься и посидишь на горшке.
Крошка-граф высунулся на улицу, но тут же вернулся.
— Будь осторожен, — предупредил он. — В канаве сидят фотокоры. На меня — ноль внимания, значит, по твою душу.
«Очень хорошо… — подумал Оскар, выпроваживая крошку за дверь, — просто великолепно, что в канаве сидят фотокоры. Лучшего и пожелать невозможно».
Дверь лаборатории Оскар оставил открытой и убедился, что в доме нет никого. На всякий случай он прошелся по комнатам и остановился у белой иконы, висящей у кровати Эрнеста. Блеклые, едва уловимые черты проступали сквозь влажный слой краски. Тяжелая капля покатилась вниз и повисла над лужей, в которой плавала мокрая тряпка.
— Только посмотри на него… — сказал Оскар, указывая на бледный лик. — Не то больной, не то дурной, не то неврастеник. Розалия бы сказала, что его надо показать врачу. Мирка, тебе никогда не приходило в голову, что он болен? Мы имеем дело с больным существом, хоть он и Ангел. Наверно, у них тоже бывают болячки.
Он вышел во двор, чтобы открыть ворота, и заметил в канаве человека с фотоаппаратом. Несколько щелчков, похожих на автоматную очередь, дали ему понять, что Эрнест прав, человек действительно охотится на алхимика.