Сказки старого Волхова
Шрифт:
– А ты что не спишь?
– Догадайся… – слегка потупив взор, ответила Олеся.
Девица явно не поболтать пришла… Болеслав осторожно тронул Олесю за плечо, и она склонилась к сильной мужской руке, подставляя губы для поцелуя. Не сробел Болеслав, поцеловал деву в губы алые да погладил плечи нежные. Начала она дышать быстро, перси напряглись и вздыбились, чудным запахом обволакивая.
Но тут Олеся чуть отстранилась. Она не спешила сразу же падать в объятия малознакомого.
– Ты не думай, Болька, что я распутная! Нравишься ты мне, – прошептала Олеся, пряча глазенки хитрые. – А кузня наша на отшибе стоит, мало кто из парней заходит.
Болеслав между тем, хоть и продолжал слушать Олесю, но непрерывно поглаживал тело младое, девичьей красотой пышущее.
– Да и честно скажу тебе, хрома я на ножку левую, – продолжала кузнецова дочь. – В младенчестве мамонька уронила. Бывает, в соседних селах да на ярмарках парни-девицы хороводы водят, а я не хожу, стыдно мне. Как спотыкнусь, так и засмеют. Вот и кукую тут, одна-одинешенька. Так вот, Болька… Ну, поцелуй меня еще, больно сладостно ты целуешь!
Кто ж знал, что Олеся так страстна окажется? Закричала милая во все удовольствие, в глазах заискрилось да потемнело, запрыгали оранжевые зайчики, ушами хлопая; а петух предательски прокукарекал… И сразу потолок в раю обвалился!
Собака отчаянно залаяла, шум-гам, переполох. Вскоре послышался и крик разъярившегося кузнеца.
Болеслав недалече думал, чмокнул Олесю в губы, шепотнул любовно и осторожно помог вылезти через щель обратно, наружу сарая. Сам же сплюнул сушеную травинку, туго завязал портки и решил спуститься пониже, как хозяйка Румяна советовала. Однако не рассчитал силушку, зашатался и кубарем скатился прямо под ноги злого Горазда.
Кузнец уже стоял в распахнутых дверях с огромным сверкающим топором.
– Где Олеська, паршивец! Зарублю прелюбодея! – кричал возмущенный папаша, и его всклокоченная борода развевалась на ветру, делая более выразительными безумные голубые глазищи. Лицо горело злобою, как у Перуна, молнии мечущего. Кузнец сгреб парня левой рукой за шкирятник и угрожающе помахал топором перед носом. – Где Олеська, ирод?
А Болеслав скромненько притворился дуриком. Сладко зевнул, удивляясь и притворствуя, слова нарочно запутал:
– Какая леска? Мы что, на рыбалку собрались?
– Ирод! – кузнец гневно отшвырнул Болеслава и полез на вершину копны, шаря у себя под ногами и матюгаясь.
Вскоре кузнец подобрался к узкой щели, внимательно осмотрел и ее.
– А-а, вот оно! – Горазд что-то поднял и гневно потряс над головой, но дальше зачем-то еще сунулся и в само отверстие.
Болеслав понимал, что сейчас гневный отец увидит лестницу и все поймет.
– Проклятье!
И тут вместо всего грузного тела кузнеца в сарае остался лишь полный зад да босые ноги, смешно болтающиеся над потолком. Рассмеялся Болеслав – Горазд просто застрял между сеновалом и двором!
Собака продолжала громко лаять и уже перебудила всех. Всполошились куры, захрюкали поросята, сивый мерин заржал, забил тяжелым копытом.
Во дворе появилась Румяна, потягиваясь и хлопая заспанными глазами. Болеслав, изображая невинно разбуженного, спокойно вышел через дверь из сарая и, обойдя его, увидел другую половину кузнеца, застрявшего в узкой щели. Верхняя часть туловища с топором в одной руке и красной ленточкой в другой (знать, обронила ее девица!) жутко материлась и пыталась дотянуться до лестницы. Топор периодически вонзался в нижние бревна, но ничем не мог помочь ни руке, ни другим частям тела. Вторая рука потешно размахивала ленточкой, кружась, словно знамя победы над взятой крепостью.
– Горазд, ты шо, застрял? – запричитала Румяна, она уже кинулась было подать мужу руку, однако, остерегаясь случайно попасть под шальной топор, остановилась.
И тут на двор вышла Олеся, лукаво улыбнулась и спросила отца, что же он делает.
– А-а, бесстыдница, вот я тебя! – еще больше разошелся кузнец и резво дернулся вперед, царапая вислый живот деревяшкой. Бревно под телом треснуло да прогнулось, и Горазд наконец-то полетел вниз, на сырую землю. Как еще топором не поранился?!
Олеся подошла поближе, ловко вытянула из ослабшей руки кузнеца свою алую ленточку и мило улыбнулась:
– Спасибо, батюшка!
Горазд не успел и голову поднять да ответить подобающе, как Олеся уже скрылась в темной избе.
Через некоторое время и остальные успокоились, вернувшись в дом. Болеслав тоже отправился в сарай, чтобы успеть немного поспать до рассвета.
6
Резвый конь пал от вражьей черной стрелы. Усыня быстро вскочил на ноги и поднял над головой тяжелый меч, багряно сверкающий на солнце. Опешили вороги на одно мгновение, но вскоре вновь двинулись на славянина. «Бить! Бить и разить! Напоить сталь жаркой кровию! За Русь, за землю родную, за слезы вдов, за поруганную честь девичью!» Зычно прокричал русский вой и рьяно бросился на нечистых. Вьюгою закружился огненный меч в сильных руках. Полетели наземь песьи шапки, а с ними и головы, забряцали по земле руки отрубленные с кривыми саблями, а чьи-то долговязые ноги так и остались стоять на земле без тулова. Лютая смерть заиграла в трубу медную, и опешили псы нечестивые. Щитами ощерились, задрожали…
Только откричали первые петухи, как дверь сарая отворилась, и Горазд зычно провозгласил:
– Просыпайся, гость дорогой, на работу пора!
Болеслав едва продрал привыкшие к сонной неге глаза. Вставать не хотелось. Что за работа? Зачем? Видимо, нужно как-то вину перед кузнецом загладить. Пришел в чужой дом, соблазнил, а, может, и того хуже, обрюхатил дочку хозяйскую. Негоже это.
Но не успел Болеслав в своей голове покопаться, додумать, как почуял ушат холодной воды колодезной. Злопамятный кузнец щедро окатил гостя из бадьи, и пришлось быстро подняться, снять промокшую рубаху, уныло пойти за Гораздом.
– Не ссы, парень! Скоро согреешься, сейчас посмотрим, каков ты кузнец, – назидательно произнес Горазд.
Они миновали широкий двор и взобрались на пригорок, к кузне, откуда все еще вился небольшой дымок. Слабый огонь в печке поддерживался всегда и совсем не тушился, дабы в любой момент снова ковать железо.
Внутри кузни было все, для работы кузнечной потребное. Три наковальни высоты разной, большая печь с мехами, которые сразу решили раздуть. По правой стене развешаны подковы, ножи, небольшие мечи – это сразу можно продать или обменять на продукты. По другой стене, – молоты, большие и маленькие, клещи, грубые рукавицы, передники, – все чин по чину. Здесь же виднелось оконце малое, аккурат напротив печи.