Сказки старого волшебника или самая звёздная ночь в году
Шрифт:
Впервые Власу захотелось придумать что-то своё, когда ему исполнилось четыре года. То, что читала ему из книжек мама или рассказывал нудно-монотонным голосом отец – не устраивало малыша. В этих историях чего-то не доставало, какой-то искры. Истории не отличались оригинальностью, выдавая лишь скучные события из реальности. А мальчишеской душе жаждалось чего-то такого этакого! Вот так и появился сначала Человек-Тень, двойник самого Власа, а затем и целый мир, в котором творились чудеса, которым в реальном мире места никогда бы не нашлось.
Чем старше становился мальчик, тем дальше раздвигались границы чудесного
– Но такого не бывает, сынок. Это же выдумка какая-то, – мягко поучала мама, нежно любившая чадо, но боявшаяся недоброй людской молвы. – Любая история должна быть правдивой. А в твоей где же правда?
– Но почему птица не может говорить, как мы? – недоумевал сынишка. – Может, птицы тоже думают, что мы глупые и не можем летать, как они. Но мы же летаем!
– Разумеется, мы можем летать, сын, но на самолетах, а не на крыльях, как птицы, – вступал в дискуссию меланхолик-отец.
У него всегда всё было категорично в сером цвете, из-за чего Влас не любил слушать что-либо из отцовских уст.
– А птицы – примитивные существа, кричат да гадят. Куда им до людей, – продолжал бубнить Власий-старший. – Так что, сын, оставь ты эти свои… э… выдумки. Ни к чему хорошему они не приведут.
– А что же тогда приведет к хорошему? – искренне удивлялся мальчонка.
– Только трезвая оценка реальности!
Ох уж эта фразочка. Когда отец не знал, как лучше уйти от щекотливого вопроса, то заканчивал одинаково – бросал свою коронную заумную мину. Она взрывалась, но эффекта не давала, да и как могла: ну какой ребенок поймет, что такое трезвая оценка реальности? А Человек-Тень в ту пору детства ощущался куда трезвее всяких папиных реальностей.
Друзей у Власа почему-то никогда не было. То ли изъян был в его фантазиях, которым никто из малышей, словно под копирку воспитанных, не верил, то ли проблема в их родителях, стремившихся ограждать своих чад от мальчика с опасным и буйным воображением, которое до добра не доведет. В школе ситуация не поменялась: косые взгляды, едкие смешки, зловещие перешёптывания и обидные прозвища следовали за парнишкой, болезненно наступая на пятки. И тогда он смирился с непониманием и ограниченностью окружения. Что ж, пусть так, но когда-нибудь он вырастет и, в конце концов, мир не сошелся клином на Гранаме. Вельтаврия насчитывала много городов и уж в одном из них ему наверняка местечко да найдется.
Когда Власу исполнилось девять лет, в доме появился новый малыш, забравший всё внимание взрослых. В тот период старший сын оказался чуть в сторонке и особенно углубился в свой мир, где Человек-Тень скрашивал его вынужденное одиночество.
Поначалу Влас едва не возненавидел Владика, младшего брата, но тот так умильно тянул к нему крохотные ручонки и смотрел с таким невинным любопытством, что обида на старших и тем паче на младенца исчезла сама собой. С того момента Влас принялся каждый вечер рассказывать братишке свои истории и неважно, что карапуз ни словечка не понимал, зато внимательно смотрел на старшего брата.
– Далеко-далеко, дальше, чем Вельтаврия, лежит страна, в которой все равны, – довольный вниманием аудитории в лице братика, вещал Влас. – Животные, люди и даже растения – все ладят друг с другом и понимают речь каждого. И в той
Идею о равенстве сочинитель услышал от бабушки, та помнила времена, когда «всё было иначе», и частенько рассказывала внуку истории на религиозную тему, что в нынешнее время не поощрялось ни в школе, ни дома, ни где бы то ни было. Но бабушка была старенькая и упрямая, а потому считала своим долгом делиться накопленным багажом знаний с потомком. Идея очень понравилась Власу, и он привил её в вымышленной стране, выбрав в слушатели неразумного и агукавшего младенца, зная наверняка, что тот не выболтает лишнего.
Но Владик быстро рос и развивался, и неудивительно, что первым произнесённым им словом стала «Тень», что немало смутило родителей и вызвало гордую улыбку старшего сына. Однако ж, это становилось опасно, и Влас вынужденно менял концепцию рассказа, больше делая уклон на говорящих тварей и меньше на равноправие.
– Расскажи ещё, ещё! – требовал звонкий голосок трёхлетнего Владика.
Темноволосая, как и у обожаемого брата, головка лежала на подушке, где простеньким принтом повторялись улыбающиеся умильные медведи – любимые звери маленького мальчика.
– Хорошо. Но лежи тихо и молчи. Чтоб ни словечка, – ставил главное условие Влас, приступая тут же к повествованию.
Малыш быстро кивал и радостно стискивал губы, дабы не нарушить просьбу.
Хорошо, что комната мальчиков отделялась от спальни родителей кладовкой и санузлом, иначе бы к Власу непременно возникли вопросы по поводу доносившегося шума в виде смешков, перешептываний и неожиданных возгласов, заканчивавшихся «тс-с-с!». Но мама с папой ни о чем таком не подозревали, мирно засыпая в одно и то же время, а вот дети самым дерзким образом нарушали режим, задерживая отход на боковую порой на час.
– Прежде, чем войти в ту страну, необходимо спросить разрешение у Человека-Тени, – начинал свою историю юный рассказчик.
– А если Человек-Тень не даст разрешения? – забыв про обещание, тут же подключался Владик.
– Значит, ты в неё не войдешь. Всё просто. А за то, что ты меня не слушаешь, я тебя накажу.
И Влас принимался щекотать непослушного мальца, а тот заливался пронзительным смехом и вертелся, как юла. Но оба были довольны, ведь каждый знал: правило – условность, и нарушить его не преступление. А озвучивалось оно для проформы, потому что у всего должны быть правила, а иначе никак, иначе мир рухнет. Во всяком случае, так учили младших старшие в Гранаме.
Когда оба выбивались из сил, нахохотавшись до слёз и красных лиц, рассказ возобновлялся.
– И в той далекой стране каждый день случаются чудеса.
– А какие они, эти чудеса? – переспрашивал младший братишка.
В жизни Владика всё протекало гладко и однообразно, исключение из этого единообразия состояло в вечерних рассказах старшего брата. Вот где никогда события не повторялись. И вскормленный фантазиями Власа мальчуган с нетерпением ожидал скорейшего прихода ночи, что само по себе служило сигналом к чему-то интригующему и явно запретному, раз об этом никто не должен был знать. А что ещё так не сплачивает, как тайна? И говоря о Владике, можно с уверенностью сказать, что он боготворил брата.