Сказки темного леса
Шрифт:
Вернувшись с собрания, Крейзи собрал у себя на квартире экстренное совещание нашего комиссариата и выступил на нем вот с какой пылкой речью (приведу здесь лишь часть из неё):
— Наконец-то нам доверили по-настоящему серьезное дело! Теперь у нас есть шанс вывести природоохрану с нашим участием на качественно новый уровень! Чтобы в беспощадной борьбе с нарушителями природоохранного законодательства доказать…
В тот день Крейзи говорил долго, а с единственным важным уточнением к его словам выступил брат Кримсон:
— Как, ты говоришь, фамилия того мужика? Остроумов? Я бы человеку с такой фамилией не особенно доверял!
Но на Кримсона тут же зашикали со всех сторон, так что его замечание прошло мимо ушей большинства. Привлеченные несказанными перспективами, мы практически
— Атас! — резюмировал Крейзи. — Времени на сборы осталось не так уж и много, через две недели пора будет выезжать. Так что шевелитесь!
Любая грандиозная задача встречает на своем пути неожиданные препятствия, и именно так получилось и на этот раз. До отъезда оставался всего один день, когда Барин убедил меня отправиться на прогулку по городу вместе с Федей Дружининым из Берриного коллектива, которого он пригласил нынче вечером «пройтись по Питеру, подышать свежим воздухом и распить вместе пару бутылок сухого вина». Кроме него нам решили составить компанию Строри и Фери.
Тут надо заметить, что (в отличие от многих наших товарищей) Федя Дружинин — человек культурный, и от пьяного бесчинства очень и очень далек. Поэтому все мероприятие намечалось как светский раут, элегантный променад в районе станции метро «Сенная Площадь», неподалеку от обиталища Бариновской девушки Ирки. Никто не думал, что решение «пить портвейн вместо сухого вина» приведет к таким печальным последствиям.
Получилось так, что до Иркиного дома мы добрались только глубокой ночью, порядком обессмыслившиеся, держась на ногах уже не без некоторого труда. Тут-то Барин и заметил закрытую по ночному времени «арбузную точку», которую охранял незнакомый нам молодой человек «кавказской наружности» (то есть какой-то хачик, попросту говоря). Именно к нему-то Барин и обратился с бестактным вопросом:
— Эй, аслица! Где ты прячешь мой арбуз?
Хачик оказался не промах: продолжения ждать не стал, вместо этого выхватив из-под козырька своей «точки» здоровенный арматурный прут. Размахивая им, он бросился к Барину, но по пути его перехватил Федя Дружинин, неожиданно ловко бросившийся наперерез и сумевший с ходу вцепиться в арматурный прут обеими руками. Следом за ним за прут ухватился я, а за мною и Барин со Строри.
Получилась нелепая куча-мала, когда за одну железку уцепились разом шесть человек. С полминуты мы дергали прут в разные стороны, но отобрать его у хачика так и не смогли — тот висел на арматуре, словно приклеенный. Первому это надоело мне — я догадался высвободить одну руку, сунуть ее в карман и нащупать там газовый баллон.
Секунда, и мощная струя газа ударила хачику прямо в лицо. Он тут же разжал руки, пробежал несколько метров по кривой, словно таракан по сковороде, но вскоре упал, скорчился и затих. Гнаться за ним мы не стали. Вместо этого мы отогнули защищающую «точку» металлическую рабицу, выбрали крепкий арбуз и направились в сторону Иркиного дома. Но спокойно дойти дотуда нам не было суждено.
У поворота в Иркину подворотню нас настигли вооруженные палками хачики, числом то ли шесть, то ли восемь человек. Мы слишком поздно сориентировались, а когда обернулись на топот — удары последовали практически мгновенно. Первый же удар палкой в клочья разнес арбуз, которым прикрылся Барин, а затем удары стали сыпаться один за другим. Я был такой пьяный, что мне едва запомнились обстоятельства этой драки: пустая улица, желтый свет фонарей, мельтешение рук и ног и раскиданные по асфальту куски красной арбузной плоти. Минуло всего несколько секунд, и к «арбузной крови» добавилась настоящая: Федя Дружинин уличил момент, прорвался в ближнюю зону и хлестким ударом кулака размозжил одному из хачиков нос. Больше он ничего сделать не успел, так как в следующий миг сам оказался на асфальте с разбитой башкой — другой хачик зашел сбоку и изо всех сил ударил Дружинина палкой. Федя упал, и тут еще один хачик навалился на него сверху и принялся лупцевать. Первым же ударом он сбил с Феди очки, но тут Дружинину на помощь пришел Строри. Бегая кругами около упавшего Феди, преследуемый сразу двумя вооруженными палками хачиками, Строри успел дважды засветить Фединому обидчику обутой в лыжный ботинок ногой — один раз в корпус, а другой раз по затылку. Причем так, что чуть позже ментам пришлось отправлять этого хачика в больницу на пару с Дружининым.
В это время другие трое хачиков загнали меня и Кузьмича сначала в подворотню, а затем и в Иркин подъезд. Сначала я бросился по лестнице вверх, рассчитывая подхватить у Ирки дома плотницкий топор, но совершенно не нашел понимания у Иркиной матери. На мое «Уважаемая, дайте топор!» она отреагировала неадекватно — вместо того, чтобы дать мне топор, принялась орать во весь голос.
Тогда я сбежал обратно по лестнице и в куче хлама, сваленного возле подвала, раскопал полутораметровую чугунную трубу с приделанным к ней пластиковым сливным бачком. Кое-как подхватив ее наперевес, я выскочил из подъезда и бросился сквозь заполняющую двор тьму в мерцающий электрическим светом проем арки.
Поначалу я был недоволен своим новым оружием (здорово мешал бачок), но уже через несколько секунд изменил свое мнение. Когда я пробегал сквозь арку, притаившийся во тьме хачик перетянул меня доской по спине, но немного не рассчитал и с оглушительным грохотом попал по бачку. Останавливаться я не стал, и так с бачком наперевес и вылетел на улицу, прямо под грозные очи прибывшего на место милицейского патруля.
Повязали всех — меня, выскочившего следом за мной Кузьмича (по счастью, он сумел скинуть прихваченную дома у Ирки монтировку еще в подворотне), Фери, Строри и нескольких хачиков. Пару из них пришлось отправить в больницу вместе с Дружининым (одного со сломанным носом, а другого с разбитой башкой), а остальных менты отпустили, так как их старшему хватило ума откупиться деньгами. У нас денег уже не было, так что пришлось нам ехать в «двойку» (2-й отдел милиции) и сидеть там в ожидании своей участи до утра. Наутро нас должны были направить в суд и впаять по пятнадцать суток аресту: за пьяное бесчинство, за погром и самое главное — за преступную бедность.
Наутро (до старта кампании «Заповедник» оставались всего сутки) Крейзи узнал, что лучшие люди из нашего комиссариата томятся в застенках второго отдела, без гроша в кармане и каких-либо надежд на избавление. Тогда Крейзи взял сколько-то денег из своей личной казны, вручил их Иришке [227] и велел ей ехать в «двойку» и вызволять нас оттуда. Так что к десяти утра нас вместо суда вышвырнули из отдела взашей — невыспавшихся, злых и мающихся похмельем. До отъезда оставалось всего ничего: летний день пролетит быстро, а вечер и ночь Крейзи планировал провести вместе с нами у Иришки, чтобы наутро двинуть оттуда на Витебский вокзал.
227
Крейзина подруга Иришка, которую не следует путать с Иркой из коллектива «постпанков», подругой нашего Кузьмича.
Иришкин дворик расположен в районе станции Пушкинская, неподалеку от ТЮЗа, и хорошо известен большинству старожилов Питерской игровой тусовки. Такую популярность обеспечила маленькому дворику квартира, где жил в те времена Брендизайк, и в которой располагался известный на весь Питер «подпольный клуб настольных ролевых игр». Там собирались такие люди, как Берри и Трифид, Олюшка и Глеб, Кот (тот Кот, который мент), Федя Дружинин, Воеводский-младший, Юра Орк и другие известные мастера и любители этого дела. Квартира Иришки была расположена в соседнем подъезде, а этажом выше жил еще один деятельный участник означенного коллектива — Тимка Левицкий, муж нашей со Строри и Слоном одноклассницы по имени Кся. Как и везде в Центре, дворик был построен «колодцем» — уютный и небольшой, с кипой сочной зелени посередине. От прочего мира дворик был отгорожен кирпичными стенами близлежащих домов, так что попасть внутрь можно было только через две маленькие подворотни.