Сказки Золотого века
Шрифт:
– Что с тобою, Michel?
– Бетховен!
– отвечал он, быстро прохаживаясь по гостиной туда и сюда, как всегда делал в минуты беспокойства и волнения.
– Что же он тебе сделал?
– почти с обидой сказала барышня.
Ему бы рассмеяться, но удивительная музыка владела им, да и у Марьи Петровны зазвучали с ее испугом за него интимные нотки в голосе с обращением на "ты". Он был вынужден объяснить с серьезным видом, что слышал превосходную музыку, она была плохая музыкантша. Что за беда? Он стал задумываться о женитьбе, все к тому шло, весь круг родных и знакомых от Петербурга до Смоленска и Новоспасского задавался
Глинка жил домоседом и тем более, что склонность к Марье Петровне нечувствительно усиливалась, как вспоминал он впоследствии. Однако же он постоянно посещал вечера у Жуковского, который жил в Зимнем дворце как воспитатель наследника и где у него еженедельно собиралось избранное общество, состоявшее из поэтов, литераторов и вообще людей, доступных изящному.
Он встречал здесь Пушкина, как некогда в Благородном пансионе, когда поэт, только-только выпущенный из Царскосельского лицея, навещал брата Льва и своего лицейского товарища Кюхельбекера, который, кроме преподавания, был особенным гувернером Глинки. Словом, юный музыкант, который и сам писал стихи, рос нечувствительно под обаянием стихов Пушкина и прежде всего, разумеется, запрещенных.
Любви, надежды, тихой славы Недолго нежил нас обман; Исчезли юные забавы, Как сон, как утренний туман...После восстания на Сенатской площади прояснится, что Глинка был воспитанником одного из злодеев-заговорщиков и вообще был знаком со многими родственниками декабристов или с декабристами, в день бунта даже выходил на улицу из предчувствия и беспокойства, что происходит нечто необычное.
С началом арестов и следствия подвергся допросу и Глинка, но он был по всему столь явно далек от заговоров и политических вопросов, что был тотчас отпущен. Однако ж претерпел огромное потрясение, как все русское общество, сначала от нежданного бунта самой привилегированной части офицерства, участников Отечественной войны 1812 года, золотой молодежи в полном смысле этого слова, а затем казни пятерых и ссылки многих и многих в Сибирь и на Кавказ.
Николай I, кажется, не знал сомнений, как его старший брат Александр I, взошедший на престол через труп отца, но роль его была не лучше. Он объявил себя цензором созданий Пушкина и это счел за милость, с прощением за прежние проступки и возвращением из ссылки. Того же самого, милостивого монаршьего внимания удостоится вскоре и Глинка, едва он задумает писать первую русскую национальную оперу "Иван Сусанин", и Карл Брюллов, едва приедет в Петербург, через два года после прибытия из Италии его знаменитой картины "Последний день Помпеи".
Поначалу Глинка задумал писать оперу по повести Жуковского "Марьина роща", чему бы всякий обрадовался, но добрейший Василий Андреевич, загоревшись идеей создания первой русской национальной оперы, посоветовал композитору писать ее на сюжет "Ивана Сусанина" - о крестьяние, который как проводник увел иноземное войско в непроходимые топи и леса, обрекая себя на неминуемую и страшную смерть.
– Да на этот сюжет уже есть опера нашего капельмейстера Катерино Альбертовича Кавоса!
– усомнился граф Виельгорский.
– И музыка у Кавоса написана удачно, - Глинка видел на сцене оперу "Иван Сусанин" в юности.
– Почтенный капельмейстер наш писал, может быть, оперу, да у него получилась никак не трагедия, не музыкальная драма, а скорее водевиль, - рассмеялся князь Одоевский, музыкант и литератор, автор фантастических повестей в русле романтической прозы с общим названием "Русские ночи".
– Вы помните, как опера Катерино Альбертовича заканчивается?
– Плясом, - сказал Глинка.
– И куплетом, - улыбнулся Жуковский, поворачивая голову характерным движением, как запечатлел его в портрете Брюллов.
–
– В самом деле, ныне сойдет за водевиль, - согласился Глинка.
– Настоящая опера - это всегда трагедия.
– Иначе быть нельзя, - подал голос Пушкин, быстро входя в гостиную.
Глинка загорелся, тем более Жуковский хотел сам писать слова и для пробы сочинил известные стихи:
Ах, не мне, бедному, Ветру буйному. (Из трио с хором в Эпилоге.)К великому сожалению Глинки, Василий Андреевич не исполнил своего намерения, занятый, как всегда, множеством иных добрых дел. Взялся составить либретто граф Соллогуб, молодой человек, выпускник Дерптского университета, близкий по родству и воспитанию к придворным кругам, с которым Пушкин был в приятельских отношениях, как впоследствии Лермонтов, когда граф от проб пера в стихах перешел к прозе.
Но Глинка, вообще мягкий, уступчивый, почему-то с Соллогубом не поладил в отношении II акта, и тогда его познакомили с Нестором Кукольником, известным по ту пору драматическим писателем, но он вскоре уехал было в Москву, и сотрудничество не состоялось, хотя Глинка остался с ним в приятельских отношениях. А музыка уже писалась, без слов, и тогда, чтобы спасти положение, Жуковский попросил барона Розена, усердного литератора из немцев, секретаря его императорского высочества государя-цесаревича, писать слова, вместо него, к опере "Иван Сусанин".
В это время Глинка женился и уехал с женой и тещей в Новоспасское. Он был задумчив и весел и очень мало походил на молодожена, вся суматоха со свадьбой, с отъездом в деревню, дорожные заботы, - все шло мимо его сознания, точнее глубин его души, он носился со звуками его оперы, не витал в облаках, а непосредственно сочинял и записывал. Неслись в карете в сторону Москвы, весна, начало мая, лошади мчались с легкостью, точно тоже с весенним чувством. Пока жена и теща переговаривались, нередко весьма забавно спорили, - он еще не знал бедовый нрав Луизы Карловны, - как вдруг раздался хор "Разлелеялось", он вслушивался и записывал как попало в тетрадку на коленях.