Сказки Золотого века
Шрифт:
– Ты уже был у них? - на вопрос Лермонтова Столыпин важно кивнул, но промолчал.
– Как тебя встретила графиня?
– Признаться, она больше радовалась твоему приезду, Мишель, чем моему, - истины ради проговорил Столыпин.
– Это естественно. Со мною она говорила бы о тебе.
– Нет, Мишель, твой приезд - событие, как и книжка твоих стихотворений.
– В книжке ничего нового, - с горьким чувством заметил Лермонтов.
– Твои стихи до сих пор переписывали и с журнальных публикаций, а собранные вместе, говорят, производят удивительно сильное впечатление. Даже я открыл и зачитался.
Лермонтов
На другой день Лермонтов отправился на бал у Воронцовых-Дашковых, который почти в точности повторял один из придворных балов, описанный Пушкиным: "Избранные званы были во дворец на бал утренний, к половине первого. Другие на вечерний, к половине девятого. Я приехал в 9. Танцевали мазурку, коей оканчивался утренний бал. Дамы съезжались, а те, которые были с утра во дворце, переменили свой наряд. Было пропасть недовольных: те, которые званы были на вечер, завидовали утренним счастливцам".
У Воронцовых-Дашковых 200 человек были званы к часу; позавтракав, они тотчас принялись плясать, а потом уселись обедать. На вечер к ним званы еще 400 человек, которых, впрочем, ожидают только танцы, карты и десерт, ужина не будет, - отмечает в дневнике современник, собираясь на бал, - как и в других домах прежде в этот день его не бывало.
Программа была составлена загодя, приглашения разосланы, вряд ли в списке приглашенных на утро или вечер числились Алексей Столыпин и Лермонтов. Приглашения они получили скорее всего от самой графини Александры Кирилловны и на вечер.
На утреннем балу присутствовали великие князья - наследник Александр Павлович и Михаил Павлович. На вечерний бал они остались в числе 200, к коим присоединились 400, в числе которых Лермонтов сразу привлек всеобщее внимание: его армейский мундир с короткими фалдами среди гвардейских мундиров напомнил всем, что эта форма дана ему в наказание за дуэль с французом. Знакомые приветствовали его, но сдержанно, многие делали вид, что не узнают его. Графиня, хозяйка бала, нарочно протанцевала с ссыльным поэтом, что было для нее веселым вызовом по отношению к ее именитым гостям, которые не любили его.
Наследник и великий князь Михаил Павлович переглянулись, предчувствуя историю, какая может выйти для Лермонтова, с явлением на балу государя императора.
Граф Соллогуб, вместо приветствия, закричал:
– Да что ты тут делаешь! Убирайся ты отсюда, Лермонтов, того и гляди, тебя арестуют! Посмотри, как грозно глядит на тебя великий князь Михаил Павлович!
– Не арестуют у меня!
– щурясь сквозь свой лорнет, вскользь проговорил граф Иван Илларионович Воронцов-Дашков, церемонимейстер двора, проходя мимо.
– Соллогуб!
– расхохотался Лермонтов.
– Нет худа без добра. Я служу теперь не под началом великого князя.
– Ты служишь теперь под началом генерала Клейнмихеля? Так и он здесь.
В это время произошло общее движение среди публики, в бальную залу, залитую светом, вошла императрица Александра Федоровна, стареющая без печали о том и молодая в поступи ее худощавой высокой фигуры. За нею следовал государь император. Это было для всех большим сюрпризом - и для публики, и для хозяев, - именно появление императрицы, которая во всю нынешнюю
Бросая взор поверх голов, государь скоро заметил армейский мундир, который отнюдь не прятался где-то в уголке, а танцевал беззаботно и всякий раз с самыми красивыми дамами.
– Кто это?
– Лермонтов, - рассмеялась императрица, выражая радость, что видит поэта, в "Стихотворениях" которого она нашла несколько молитв.
– Здесь и Монго-Столыпин в мундире Нижегородского драгунского полка. Он в самом деле очень красив, я хочу сказать, мундир.
– Да и он красавец, - согласился Николай I, не без зависти поглядывая на молодого красавца, каким и он был некогда, теперь лишь величие осанки и сана составляли его силу и гордость. Его лицо из ласкового и внимательного сделалось суровым, и свой орлиный взор он обратил на великого князя Михаила Павловича, который, танцуя мазурку, несколько раз пытался подойти к Лермонтову, но тот, как нарочно, уносился с кем-либо из дам в сторону. Граф Воронцов-Дашков, опытный царедворец, со своим лорнетом вскоре понял, что это игра с огнем, и подал знак графине. Едва мазурка кончилась, Александра Кирилловна, протанцевавшая ее с Монго, то строптивая, то нежная с ним на виду у всех, увела Лермонтова во внутренние покои, возбудив ревность у его родственника и друга.
– Идите за мной, не останавливаясь, не заговаривая ни с кем, - вполголоса говорила она весьма повелительно.
– Куда вы ведете меня, графиня?
– Это не свидание, успокойтесь. Вам угрожает опасность ареста. Бестолковый Соллогуб выпалил то, чем уже запахло в воздухе.
– Опасность ареста?
– Это не шутка, Мишель.
– Вы сказали: Мишель?
– нежный тон хорошенькой женщины тронул Лермонтова.
– Нет, я сказала: Михаил Юрьевич.
– Тоже хорошо звучит в ваших устах.
– Я понимаю, вы истосковались по ласке, я имею в виду вас всех, кавказских офицеров, но будем благоразумны. Может быть, появление государыни на балу спасло вас от ареста.
– Но государь этого не забудет. Куда мы идем?
Графиня вывела Лермонтова запутанными ходами из особняка и отвезла его домой. Вернувшись, она подошла к великому князю Михаилу Павловичу и сказала, что Лермонтова она пригласила на бал и как хозяйка отвечает за неприкосновенность своих гостей, и если кого винить, то надо ее. Великий князь успокоил графиню словами, что теперь с него спросят за его беспокойного гусара, хотя и бывшего.
Избежав ареста и гауптвахты за весьма незначительную провинность, Лермонтов оказался, по всему, в еще худшем положении. Николай I, когда к нему поступили наградные списки офицеров за летнее сражение при реке Валерик, собственноручно вычеркнул фамилию поручика Тенгинского пехотного полка, представленного к золотому оружию. Безоглядное мужество поэта и не нравилось царю.
– Что же, тебя в самом деле, Мишель, могли посадить под арест, ибо твое появление на балу нашли неприличным и дерзким, - Алексей Столыпин навещал теперь каждый день Лермонтова, не встречая его в свете, поскольку он в ожидании приезда бабушки счел за благо вести себя тише воды, то есть просто уединился в своем кабинете.