Сказки
Шрифт:
Силится он оторваться, трясёт, вертит головою —
Держат его, да и только. «Кто там? пустите!» — кричит он. Нет ответа; лишь страшная смотрит со дна образина:
Два огромные глаза горят, как два изумруда;
Рот разинутый чудным смехом смеётся; два ряда Крупных жемчужин светятся в нём, и язык, меж зубами Выставясь, дразнит царя; а в бороду впутались крепко Вместо пальцев клешни. И вот наконец сиповатый Голос сказал из воды: «Не трудися, царь, понапрасну;
Я тебя не пущу. Если же хочешь на волю,
Дай мне то, что есть у тебя и чего ты не знаешь».
Царь думал: «Чего ж я не знаю? Я, кажется, знаю Всё!» И он отвечал образине: «Изволь, я согласен». — «Ладно! — опять сиповатый послышался голос. — Смотри же. Слово сдержи, чтоб себе не нажить ни попрёка, ни худа».
С этим словом исчезли клешни; образина пропала.
Честную выручив бороду, царь отряхнулся, как гоголь.
подворных обрызгал, и все царю поклонились.
Сев на коня, он поехал; и долго ли, мало ли ехал,
Только уж вот он близко столицы; навстречу толпами Сыплет народ, и пушки палят, и на всех колокольнях Звон. И царь подъезжает к своим златоверхим палатам — ам царица стоит на крыльце и ждёт; и с царицей Рядом первый министр; на руках он своих парчевую Держит подушку; на ней же младенец, прекрасный, как светлый Месяц, в пелёнках колышется. Царь догадался и ахнул.
«Вот оно то, чего я не знал! Уморил ты, проклятый Демон, меня!» Так он подумал и горько, горько заплакал;
Все удивились, но слова никто не промолвил. Младенца На руки взявши, царь Берендей любовался им долго,
Сам его взнёс на крыльцо, положил в колыбельку и, горе Скрыв про себя, по-прежнему царствовать начал. О тайне Царской никто не узнал? но все примечали, что крепко Царь был печален — он всё дожидался: вот придут за сыном; Днём он покоя не знал, и сна не ведал он ночью.
Время, однако, текло, а никто не являлся. Царевич Рос не по дням — по часам; и сделался чудо-красавец.
Вот наконец и царь Берендей о том, что случилось,
Вовсе забыл. . . но другие не так забывчивы были.
Раз царевич, охотой в лесу забавляясь, в густую Чащу заехал один. Он смотрит: всё дико; поляна;
Чёрные сосны кругом; на поляне дуплистая липа.
Вдруг зашумело в дупле; он глядит: вылезает оттуда Чудный какой-то старик, с бородою зелёной, с глазами Также зелёными. «Здравствуй, Иван царевич, — сказал он. — Долго тебя дожидалися мы; пора бы нас вспомнить». —
«Кто ты?» — царевич спросил. «Об этом после; теперь же Вот что ты сделай: отцу своему, царю Берендею,
Мой поклон отнеси да скажи от меня: не пора ли,
Царь Берендей, должок заплатить? Уж давно миновалось Время. Он сам остальное поймёт. До свиданья». И с этим Словом исчез бородатый старик. Иван же царевич В крепкой думе поехал обратно из-тёмного леса.
Вот он к отцу своему, царю Берендею, приходит,
«Батюшка царь-государь, — говорит он, — со мною случилось Чудо». И он рассказал о том, что видел и слышал.
Царь Берендей побледнел, как мертвец. «Беда, мой сердечный Друг, Иван царевич! — воскликнул онл горько заплакав. — Видно, пришло нам расстаться! . .» И страшную тайну о данной Клятве сыну открыл он. «Не плачь, не крушися, родитель, — Так отвечал Иван царевич: — беда невелика.
Дай мне.коня; я поеду; а ты меня дожидайся;
Тайну держи про себя, чтоб о ней здесь никто не проведал,
Даже сама государыня-матушка. Если ж назад я К вам по прошествии целого года не буду, тогда уж Знайте, что нет на свете меня». Снарядили как должно В путь Ивана царевича. Дал ему царь золотые Латы, меч и коня вороного; царица с мощами Крест на шею надела ему; отпели молебен;
Нежно потом обнялися, поплакали. . . с богом! Поехал В путь Иван царевич. Что-то с ним будет? Уж едет День он. другой и третий; в исходе четвёртого — солнце Только успело зайти — подъезжает он к озеру; гладко Озеро то, как стекло; вода наравне с берегами;
Всё в окрестности пусто; румяным вечерним сияньем Воды покрытые гаснут, и в них отразился зелёный Берег и частый тростник — и всё как будто бы дремлет;
Воздух не веет; тростинка не тронется; шороха в струйках Светлых не слышно. Иван царевич смотрит, и что же Видит он ? Тридцать хохлатых сереньких уточек подле Берега плавают; рядом тридцать белых сорочек Подле воды н§ травке лежат. Осторожно поодаль Слез Иван царевич с коня; высокой травою Скрытый,. поДйЬлз и одну из белых сорочек тихонько Взял; дзотом угнездился в кусте дожидаться, что будет.
Уточке плавают, плещутся в струйках, играют, ныряют. . .
Вот, наконец, поиграв, поныряв, поплескавшись, подплыли К берегу; двадцать девять из них, побежав с перевалкой К белым сорочкам, оземь ударились, все обратились
Вдруг зашумело
в
дупле; он глядит: вы гезаст оттуда Чудный какой-то старик...
В красных девиц, нарядились, порхнули и разом исчезли. Только тридцатая уточка, на берег выйти не смея,
Взад и вперёд одна-одинёшенька с жалобным криком Около берега бьётся; с робостью вытянув шейку,
Смотрит туда и сюда, то вспорхнёт, то снова присядет. . . Жалко стало Ивану царевичу. Вот он выходит К 1*ей из-за кустика; глядь, а она ему человечьим Голосом вслух говорит: «Иван царевич, отдай мне Платье моё, я сама тебе пригожуся». Он с нею Спорить не стал, положил на травку сорочку и, скромно Прочь отошедши, стал за кустом. Вспорхнула на травку Уточка. Что же вдруг видит Иван царевич? Девица В белой одежде стоит перед ним, молода и прекрасна Так, что ни в сказке сказать, ни пером описать, и, краснея, Руку ему подает и, потупив стыдливые очи,