Сказочка
Шрифт:
— Да ладно тебе, Анфиса! Прекрати, мне просто интересно, как живет подрастающее поколение.
— Это нездоровый интерес, — констатировала Анфиса, — ты похож на собачку Павлова.
— А что с собачкой Павлова? — засмеялся Саша.
— Зря смеешься. Она слюной захлебнулась.
Саше все-таки удалось удержать улыбку на лице:
— Сестрица, у тебя скверный характер. Я тебя всего-навсего спрашиваю, а ты уже грубишь.
— Грублю? Вот мне благодарность за то, что я расширяю твой безнадежно узкий кругозор!
Предчувствуя
— Анфиса, действительно, чем там все закончилось?
Анфиса удивленно посмотрела на мать:
— Где? У Павлова?
— Да нет. В школе, с учителем.
— А-а, вы всё про это. Так себе, ничего интересного. Ну, собрал он нас и говорит: мальчики могут идти домой, а с девочками мы сегодня побеседуем… Ну вот я и осталась… Беседовать.
— А беседа-то о чем была? — не утерпел Саша.
Елена Николаевна укоризненно посмотрела на сына. Тот действительно проявлял какой-то нездоровый интерес… Но Анфиса на удивление спокойно отреагировала:
— Специально для Саши: мы беседовали о наших проблемах. На вопрос «Что за проблемы?» так же специально для Саши отвечаю: у нас, детей пубертатного периода, их целая куча!
Наконец Саша понял, что разговор зашел в тупик. Поэтому ему не оставалось ничего, кроме как молча продолжить ужин. Однако Анфиса вдруг встрепенулась и быстро заговорила:
— Это отпад! Он настоящий маньяк! Саша, тебе обязательно надо с ним познакомиться.
Саша, пропустив последнюю реплику мимо ушей, продолжал есть. Анфиса тем временем заливалась соловьем:
— Сорок пять минут он тошнил нам под знаменем «Как должны вести себя будущие мамы»! Все сидели перед ним красные как раки. Не удивлюсь, если после подобной беседы добрая половина нашего класса решит уйти в монастырь. Он так яростно допытывался о наших проблемах… ну прямо вылитый ты, Саша!
— Ну все, уела! Сдаюсь! — подняв руки, засмеялся Саша.
— Прощаю, — отмахнулась Анфиса. — Ну вот, он так допытывался о наших проблемах, что я решила: а не познакомить ли его с Сашей?
— Анфиса! — взмолился брат. — Ведь ты же простила!
— Я покривила душой, — созналась она. — Ну так вот, он так допытывался, что мне стало жаль его неискушенное любопытство.
— И как же ты его пожалела?
— Я сказала, что искренне надеюсь на его помощь и взаимопонимание: мне тоже нравятся только маленькие девочки.
Саша поперхнулся, а Елена Николаевна уронила вилку на пол.
В воцарившейся тишине раздался хриплый Анфисин смех:
— Он почти так же отреагировал. Теперь он был одного цвета с моими тупыми одноклассницами.
И неожиданно добавила:
— Словно заходящее солнце…
Первым пришел в себя Саша. Откашлявшись, он начал смеяться:
— Ну, милая, ты даешь! Это ж надо ж так! Ну отмочила!
Но Елена
— Не вижу здесь ничего смешного! Твоя сестра у тебя на глазах становится пошлой грубиянкой, а ты надрываешься от смеха! Между прочим, об этой ее новой выходке уже вся школа знает! Сегодня к нам учительница приходила!
— А-а-а, — обрадовалась Анфиса, — значит, она тебе все-таки рассказала!
— Ничего она мне не рассказывала! А я-то все понять не могла, чего она меня жалеет. И все интересуется: а часто ли к нам девочки приходят? А есть ли у тебя в классе подруги? А запираешься ли ты в своей комнате на замок?
— Мам, а ты рассказала ей, что она с плюшевым медведем спит? — спросил Саша, жуя картошку.
— Да, — согласилась Анфиса, — ведь это же сплошной разврат!
Елена Николаевна удивленно посмотрела на детей:
— Вы что — идиоты? Или притворяетесь?
Саша допил компот и, утеревшись салфеткой, встал из-за стола. С удовольствием потянувшись, он похлопал себя по животу и сыто улыбнулся:
— Ужин был замечательный. Да и вообще, мне, как идиоту, много не надо. Спасибо, мам, все было очень вкусно.
С этими словами он поцеловал мать в щеку и удалился.
Анфиса тоже встала из-за стола и, промокнув губы, бросила скомканную салфетку в тарелку.
— Сыта? — спросила Елена Николаевна.
В ответ Анфиса удовлетворенно провела ребром ладони по горлу.
— Что сейчас делать думаешь? — автоматически спросила мать.
Дочь пожала плечами:
— Пойду поразвратничаю, — и вслед за братом вышла из комнаты.
Елена Николаевна осталась наедине с грязными тарелками.
Анфиса проснулась от того, что бешено чесались руки.
«Почесуха, что ли, на нервной почве началась? — мрачно подумала она. — Вот люди! Скоро вообще в гроб вгонят!»
Приподнявшись на локте, она нашарила на стене выключатель и врубила свет.
Тщательно осмотрев руки, она пришла к выводу, что Саша — козел. Конечно! А как же его еще назовешь? Вечно, когда курит, не закрывает за собой дверь на балкон. Немудрено, что за ночь в комнату налетает уйма комаров. Да еще месяц какой: март — самый комариный сезон!
«Странно, что я еще до сих пор не умерла от потери крови. На всю жизнь запомнил бы, как дверь на балкон открытой оставлять! А я бы к нему еще по ночам являлась — в белом саване… А еще бы я веночек из незабудок надела. Ужас как люблю веночки из незабудок! Так бы и ходила целыми ночами — вся этими веночками увешанная. Тут веночек, там веночек… Жуть!»
Незаметно для себя Анфиса стала говорить вслух:
— Ну так вот. Приду я как-нибудь, мертвая, естественно, к этому козлу ночью, сдвину свой незабудочный веночек на свой мертвый затылок и как гаркну ему в ухо: «Закрой дверь на балкон, закро-о-ой!»