Скелеты в тумане

Гусев Валерий Борисович

Филя сидел перед печкой и задумчиво ворошил угли.

А вот деда в хижине не было…

…Голландец бродил по берегу, и мы с ним перекликались и никак не могли найти друг друга.

– Эй!
– кричал я.
– Я лодку пригнал! Выкуп! За деда! Где вы?

В ответ из тумана доносилась ругань, слышался треск сучьев под ногами…

Сначала папа, не обнаружив Акимыча, испугался - подумал, что пираты расправились с ним, не надеясь на нашу сговорчивость. Но потом решил, что они, как бы ни были злы за обстрел катера,

не оставят попытки получить лодку. Она им слишком нужна. Ведь на приметном катере, да еще без запасов топлива им далеко не уйти. Этот катер все побережье знает. Поэтому они испробуют все методы, чтобы лодка досталась им. Вплоть до силового.

И папа стал искать деда в тумане. Наверное, ежика проще было бы найти. Папа даже забеспокоился - не держат ли пираты Акимыча на катере, как вдруг услышал какой-то тихий дробный стук.

Это стучали от холода дедовы зубы.

Папа пошел на этот звук и чуть не прошел мимо Акимыча, к счастью, случайно наступил на него.

Дед вскрикнул от неожиданности.

Одеяло отдернулось, и в щели появился Филя:

– Не ори! А то пасть заткну!

– По мне кто-то прошел, - пожаловался глупый дед.
– Лось, однако, - сообразил он, когда папа толкнул его в бок.
– Весь радикулит стоптал. Теперя не скоро встану. А как же!

Филя насторожился, стал вглядываться в темноту, сделал несколько шагов наружу.

В живот ему уперся ружейный ствол.

– Тихо!
– прошептал папа.
– Иди домой!

Филя попятился и чуть не сел на раскаленную печь.

– Откроешь рот, - намекнул папа, - пулей подавишься.
– И добавил: - Загаси печь и ложись в угол.
– И уточнил: - Если жить хочешь.

Филя послушно выплеснул воду из котелка на угли - всю хижину заволокло облаком пара - и лег в угол, закрыл голову руками. От страха, что ли?

Папа нащупал на крыше хижины центральную жердь, поднатужился и выдернул ее: вся кровля обрушилась внутрь и надежно завалила Филю. Часа за два не вылезет точно.

Папа вернулся к деду. Тот лежал, свернувшись клубочком, мокрый и продрогший, стуча зубами. Руки и ноги его были связаны.

– Не шуми, Акимыч, - папа разрезал ремни и помог ему подняться.

Они поспешили к лодке. Целых два шага сделали. А на третий дед вздрогнул, согнулся и обеими руками схватился за поясницу.

– Все, парень, побег отменяется. Беги один. Не совладать мне с ним.
– Он имел в виду свой радикулит.

Папа забросил ружье за одно плечо, деда за другое и понес их в лодку. Загрузил, оттолкнул лодку от берега, вскочил в нее и два раза крякнул…

Услышав сигнал, я замолчал и затаился. Перекличка с Голландцем постепенно зачахла. Он выругался еще раз и пошел к хижине.

Теперь очень важно, на мой взгляд, чтобы папа отыскал меня. Я вышел к самой воде, ориентируясь на едва слышный легкий плеск волн, и стал прислушиваться во все уши.

Через некоторое

время я уловил какой-то подозрительный стук, будто далеко-далеко стучал не очень исправный лодочный мотор.

И дважды крякнула утка. Я крякнул в ответ, и рядом со мной с тихим шуршанием врезался в песок нос нашей лодки.

Я перелез в нее и наступил на что-то мягкое. Оно взвизгнуло и проворчало:

– Обратно наступили! Совсем истопчете, однако.
– И снова застучало в темноте.

– Порядок?
– спросил папа, когда я уселся на кормовой банке.
– Пошли.

А теперь очень важно, на мой взгляд, найти в тумане наш берег.

К счастью (так я думал), с нами был Акимыч. Сдержав зубную дрожь, он уверенно сказал:

– Не боись. Я здеся все берега нутром чую. Правея бери. На четыре румба к зюйду. Так держать, - и снова, отпустив зубы в пляску, укрылся с головой одеялом Голландца, которое набросил на него папа, сдернув с двери хижины.

Правда, через некоторое время дед опять высунул голову, провел «своим нутром» рекогносцировку и внес поправку:

– Теперя - левее. К норду забирай.
– И снова спрятался.

В общем, дед всю ночь стучал зубами и давал поправки, а мы с папой всю ночь гребли по очереди, без конца меняя направление.

Когда рассвело и утреннее солнце съело остатки тумана, мы шли прямым курсом на остров, до которого оставалось не больше сотни метров.

На берегу стоял Голландец и в бешенстве грозил нам кулаком. И наверное, ругался. Но поднявшийся ветерок относил его ругань далеко в сторону. А катера нигде не было видно.

Мы поставили парус и вскоре уже швартовались на родном берегу с сознанием выполненного долга.

Глава XXIV

Морской бой

Мама с Алешкой встретили нас, помогли выгрузить из лодки Акимыча, и мы отнесли его прямо на одеяле в «форт».

Алешка там неплохо обустроился, даже постель соорудил, застелив ее мхом и остатком брезента с лодки. На эту постель мы и уложили Акимыча. Как раненого в жестоком бою. Он уже сменил зубовную дробь на жалобные стоны.

– Как дела?
– спросила мама, укрыв Акимыча одеялом.

– В порядке, - сказал я.
– Ролями поменялись. Теперь они сидят на острове без средств к существованию и передвижению.

– Ага, - добавил папа.
– Капитан дрейфует в неизвестном направлении, Филя парится в бане, а Голландец занимается раскопками.

– В общем - посчитались, - подвела мама итог.
– Нужно сообщить участковому, чтобы он их забрал. Пока капитан не вернулся на остров. А то ведь опять удерут и наезжать станут. Надоели хуже комаров. Весь отпуск испортили.

– Да, - сказал папа.
– Немного отдохнем и пойдем искать Андрея. Пойдешь с нами?

– А деда на кого оставим?
– не согласилась мама.