Скиф-Эллин

Чернобровкин Александр Васильевич

За первый день был засыпан ров в нескольких местах. Всю ночь мы поднимали шум, изображая штурм, не давали горожан расслабиться. На второй день подтянули три тарана и начали методично разрушать крепостные стены. Киммерикцы пытались помешать, но скифские лучники быстро разогнали самых отчаянных. На малой дистанции скифские луки, средние составные, вполне себе грозное оружие. К вечеру в двух местах стена частично обвалилась. Параллельно оба дня шло изготовление лестниц, благо требовались не очень высокие.

После захода солнца я сказал скифским вождям:

— На рассвете пойдем на штурм. Вы — в тех местах, где поработали тараны. Там ночью попытаются подлатать и будут ждать главный удар, так что вы не спешите лезть, но шумите погромче, отвлекайте внимание, пока мои воины в других местах не поднимутся на стены.

На

самом деле беречь кочевников я не собирался. Чем больше их погибнет здесь, тем меньше под стенами Херсонеса. Нам надо было попасть в город первыми и захватить самую ценную добычу, которая хранится в храмах. Киммерикские боги для нас никто, хотя имеют имена, одинаковые с нашими, так что святотатства не будет.

61

Спал плохо, потому что мешали крики под городской стеной. Время от времени специально выделенные отряды поднимали шум, изображая штурм города. Наверное, киммерикцы уже не реагировали на провокации, но вряд ли расслаблялись полностью. Разбудили меня, точнее, вырвали из тревожного полусна, когда небо только начало сереть на востоке. Было ветрено и прохладно. От моря шел сильный запах йода. Вдруг показалось, что сейчас поплыву на лодке ловить бычков. Они здесь большие, голодные и глупые, клюют на кусочек красного полиэтилена и даже на фильтр от окурка. Иногда мне приходит в голову шальная мысль: «А не бросить ли всё, не осесть ли где-нибудь в тихом месте и посвятить жизнь тусклой семейной жизни с рыбалкой по утрам и сказками детям по вечерам?!». На то она и шальная, чтобы тут же разбиться о стену логичных мыслей, что не дадут ведь, да и самому такое прозябание быстро надоест.

И мои воины, и скифы уже готовы к штурму. Разбившись на группы, на каждую из которых приходилось по лестнице, они переговаривались тихо, словно боялись спугнуть защитников города. Обратил внимание, что кочевники по большей части коротконогие и кривоногие и верхом смотрятся выше и более грозными, и ходят вразвалку, как бывалые морские волки.

Я прошел на правый фланг, где стена выглядит крепче всего и, как надеюсь, охраняется хуже. Там меня поджидают десять групп херсонесцев с лестницами и две сотни скифских лучников, которые будут оказывать нам стрелковую поддержку. Машу рукой трубачам. С нами приперлось сюда аж одиннадцать лабухов, целый оркестр. Решили малехо подзаработать на чужих похоронах.

По звуку труб началось движение в том месте, где тараны подпортили стену. За ночь ее малехо подлатали. Сейчас там большая толпа скифских воинов с громкими криками имитирует штурм. Получается у них здорово. Был бы я киммерикцем, поверил бы, что там направление главного удара.

Подождав минут пять, приказываю в первую очередь себе:

— Вперед!

Все десять отрядов бегут к стене. Она сложена из плохо обтесанных камней. По такой, если бы не мешали, можно залезть без всяких приспособлений. Лестницы нужны для того, чтобы залезть быстро. Оставшиеся на месте скифские лучники сгоняют стрелами немногочисленных защитников города, которые стояли на сторожевом ходе.

Я перехожу ров в том месте, где его засыпали вчера. Земля не утрамбована, проседает немного под ногами. Лестницы уже приставлены, и по ним карабкаются воины, подняв левой рукой щит над головой и зажав в правой короткий меч. Наверху слышатся истошные крики и звуки ударов, будто колют дрова. Лестница довольно хлипкая, трещит и покачивается. Переступаю со ступеньки на ступеньку быстро, стараясь не задерживаться, потому что боюсь, что какая-нибудь сломается. Протискиваюсь боком между широкими зубцами и вижу, как на сторожевом ходе два киммерикца с короткими копьями наседают на херсонесца, рядом с которым под стеной сидит соратник, прикрывающий правой ладонью рану в животе. У раненого отстраненный взгляд, точно находится уже не здесь. Наверное, надеется, что его добьют и избавят от продолжительных мучений.

Я успеваю отбить копье, которым чуть не угодили в правое бедро сражавшегося херсонесца, после чего колющим ударом поражаю врага в шею чуть выше кадыка. Тут же наношу рубящий еще одному, только что подбежавшему. Это юноша лет пятнадцати, облаченный в старый кожаный доспех не по росту, видимо, доставшийся по наследству. Мой клинок легко рассекает старую, потертую и потрескавшуюся кожу, перебивает ключицу

и другие кости. Юноша роняет короткий меч и смотрит на меня удивленно. В горячке не чувствует боль, хотя понимает, что ранен. Скорее всего, никак не может поверить, что сейчас умрет. Он ведь, как и все молодые и неопытные, был уверен, что никогда не погибнет. Поскольку юноша вреда нанести не может, я отталкиваю его щитом и вступаю в бой с тремя воинами постарше, как догадываюсь, городскими стражниками. Эти опытны и знают, что в бою умереть запросто, не один раз видели чужую смерть. Ширина сторожевого хода позволяет стоять плечом к плечу только двоим, поэтому третий орудует копьем от головы, просовывая его между впередистоящими. Слева от меня появляется херсонесский воин, поэтому, закрывшись щитом, сближаюсь с правым врагом и короткими колющими ударами дважды раню его в правую руку, в которой скифский акинак. Киммерикец роняет оружие, которое падает со звоном, и закрывается щитом. В это время вражеское копье с силой врезается в мой шлем, с неприятным визгом соскальзывает и уходит влево. Я отталкиваю его правой рукой дальше влево, после чего вклиниваюсь между киммерикцами и колю в рыжебородое лицо копейщика, который никак не повернет в нужную сторону свое оружие. Все-таки для ближнего боя даже моя сабля иногда кажется длинноватой, не говоря уже о двухметровом копье. Слева от меня падает, уронив мне на ногу щит, третий враг. Щит падает кромкой на пальцы. Толстая кожа сапога спасает их от перелома, но не от боли. Я матерюсь громко. Мне кажется, до сих пор не забыл русский язык только потому, что в таких случаях другие не подходят.

Всё, дальше путь свободен. Я оглядываюсь. Десятка три херсонесцев идут ко мне, переступая через убитых врагов и убитых и раненых соратников. К ним постоянно присоединяются другие воины, поднявшиеся по лестницам. Подхожу к просвету между зубцами и машу нашим трубачам, чтобы дали сигнал общего штурма. Пусть скифы подключаются к делу, связывают еще сражавшихся защитников города. Пока преодолеют стены, мы успеем добраться до храмов.

— Все за мной! — командую я и веду херсонесцев к каменной лестнице, которая сооружена вдоль внутренней стороны стены.

По улице, идущей в гору, мы бодро шагаем к агоре. Мимо нас, обгоняя, бегут горожане. Видимо, принимают нас за своих. Мы ведь такие же эллины, как и они, не похожи на диких кочевников. Бегут к обрыву, чтобы спуститься на берег моря. Наверное, надеются, что их заберут две галеры и несколько рыбачьих лодок, которые покачиваются на низких волнах неподалеку от берега, вне зоны обстрела скифских лучников, дежуривших там. Как горожане смогут миновать лучников — вопрос на засыпку. Во время панического бегства трудно ждать разумных решений.

Когда греки врываются в греческий город, часть населения обязательно прячется в храмах. Это не всегда спасает, но дает шанс. Со скифами такое не сработает, поэтому все четыре храма, расположенные каждый со своей стороны агоры, были пусты, отсутствовали даже жрецы. Главной богиней Киммерика считается Деметра, отвечающая за земледелие и плодородие. Я заметил, что на Крымском полуострове в почете богини. Наверное, это эхо матриархата, бытовавшего у местных племен до прихода греков и, возможно, киммерийцев. Храм богини был на восточной стороне агоры, выше остальных. И колонны в нем мраморные, а в остальных трех — из местного ракушечника. Из мрамора была и статуя богини — юной девушки с венком колосьев на голове. Венок сделан из золота, в чем я убедился, подцепив его острием сабли и сняв со статуи. За постаментом с Деметрой была большая темная комната, в которой хранились городская казна и подношения богине: золотая, серебряная и бронзовая посуда, эти же металлы в слитках и монетах, ссыпанных в красно- и чернолаковые амфоры, а также драгоценные камни, благовония, пряности, красители, ткани, дорогое оружие и доспехи… В храмах Зевса, Посейдона и Персефоны, дочери Деметры, были только подношения, но и там добыча превышала наши самые смелые ожидания. Маленький городок Киммерик оказался богаче многих полисов с Балканского полуострова. Наварился на посредничестве, ведь через него шел экспорт зерна с этой части Керченского полуострова. Все захваченное мои воины, сортируя, складывали на агоре перед храмом Деметры. Затем поделим. Десятая часть пойдет Херсонесу, вторая десятина — мне, остальное по долям, согласно рангу и воинской специальности. А скифы пусть ловят разбегающихся горожан и шмонают их дома.