Скиф-Эллин
Шрифт:
62
Я не ожидал от боспорцев такой безалаберности, порожденной самоуверенностью. Видимо, слабина, которую дали скифы несколько лет назад, вскружила голову царю Перисаду и его полководцам. Действительно, кочевники с луками и сравнительно короткими копьями не могут тягаться с хорошо выученной фалангой, особенно рядом с ее базой на ровной и ограниченной местности, где нет возможности измотать противника постоянными налетами и обстрелами. Боспорцы не сомневались, что просто выдавят скифов за пределы Киммерийского вала — и война закончится. Мы подыгрывали им, демонстрируя готовность отправиться из разграбленного Киммерика восвояси, увозя
— С какой стати мы пойдем домой?! — удивленно произнес я, когда услышал такое предложение. — Нам еще надо Нимфей захватить.
Мы пируем в багровом шатре, установленном на агоре Киммерика. Более неподходящее место для шатра трудно найти, но по этому поводу я не стал спорить. Как догадываюсь, Авасию просто надо добавить красивую деталь в рассказ об этом походе: «Мой шатер стоял на центральной площади города!». Если бы остался за пределами крепостных стен, победа выглядела бы менее впечатляющей, и потомки не передавали бы легенду о ней из поколения в поколение.
— Чтобы захватить Нимфей, надо сперва разбить боспорскую армию, — напоминает Гнур.
— Да, придется, — соглашаюсь я настолько небрежно, насколько могу.
На самом деле я не настолько уверен в скифах, чтобы не сомневаться в победе. Черт их знает, как поведут себя во время сражения! Вдруг они увидят перед боем зайца и по привычке всем войском поскачут за ним?!
Скифы переглядываются. С одной стороны им очень хочется разбить боспорцев, отомстить за невыполнение обещаний, презрительное изгнание со своей территории после того, как в кочевниках пропала надобность. С другой — не хочется пойти по шерсть и вернуться стрижеными. Эти два чувства борются в них настолько бурно, что даже позабыли про вино. Поскольку выпили всего по одному кубку, побеждала осторожность, чтобы не сказать трусость.
И тут я сыплю им соль на самое неподходящее место:
— Если вы так боитесь боспорцев, что ж, поедем домой. В следующий раз я найду для войны с ними более отважных союзников.
Если бы я прямо обозвал скифов трусами, реакция была бы более сдержанная. Они загомонили все сразу и очень громко. А я спокойно, медленно пил неразбавленное вино из черепа чьего-то отца, и сына, и, конечно, внука.
Когда поток неконтролируемых эмоций иссяк, я так же спокойно произнес:
— Выступаем после восхода луны. Первую половину пути будем ехать, вторую — идти пешком, ведя коней на поводу, потому что громкий топот копыт предупредит врага о нашем приближении. Нападем на рассвете с трех сторон.
Боспорская армия зачем-то вышла за пределы второго вала и остановилась на ночь в степи, километрах в двадцати от Киммерика, не соорудив каких-либо защитных укреплений. Наверное, боспорцы собираются отдохнуть ночью, а по утренней прохладе пройти оставшееся расстояние до захваченного города и, не сильно устав, дать сражение, если вдруг скифы будут настолько глупы, что не сбегут. Кочевники показывают, что не глупы: несколько небольших скифских отрядов следят за боспорцами, постоянно беспокоят, что является обычной практикой, а остальные в захваченном городе пакуют добычу, собираясь в путь-дорогу.
Скифским вождям потребовалось время, чтобы переварить мои слова. Одновременно говорить и думать они не умели, поэтому заткнулись все, как один. Тишина была такая, что слышно было, как скрипят их извилины, почти не загнутые интеллектом.
— Пойдем ночью? — задал уточняющий вопрос Гнур, который всегда казался мне более сообразительным, ведь дьявол в адвокаты не возьмет совсем уж дурака, хотя от него можно ждать любой подляны.
Ночь и у скифов — время сакральное, заполненное всякими злыми духами. Правда, в отличие от крестьян и горожан им постоянно приходится по ночам шастать по степи, охраняя табуны, стада и отары. Само собой, беднякам, а не тем, кто собрался в
— Да, — подтверждаю я, — когда боспорские боги будут спать.
Боги пока что спят по ночам и даже днем и во всем остальном ничем не отличаются от людей, разве что бессмертием и недюжинной силой.
63
Ночью в степи не так страшно, как в лесу или городе. Сказывается открытое пространство. К тому же, нас много, а в толпе человек становится смелее. Да и до недавнего времени, пока не зашла луна, было светло, как днем. Приближается полнолуние, и сейчас на небе ни тучки. Луна была необычно велика и красноватого цвета. Перед выходом из Киммерика скифский ведун — дряхлый сгорбленный дед, туговатый на оба уха — перемешал в кожаном мешке свои палочки, высыпал их на коврик, потом разложил в ряд и изрек, что луна предупреждает, что утром прольется кровь. Я бы такое предсказал и без помощи палочек. Кто победит — ведун не уточнил. Умный и сам догадается, а дуракам объяснять ни к чему.
Я в компании Авасия и Гнура сижу у костра на дне неглубокой балки, возле ручейка, который почти беззвучно бежит куда-то в темноту. К нам подходит Скилур с бурдюком и наполняет чаши разбавленным красным вином из моих запасов. Отойдя в темноту, прикладывается и сам к бурдюку, хотя мог бы налить в чашу. Я вспомнил, как в будущем предпочитал пить воду прямо из чайника, из носика, чем вгонял жену в тоску. Она так и не смогла отучить меня от этой благородной привычки.
Балка заполнена другими скифскими воинами, тяжелыми кавалеристами и пехотинцами, которые, сидя или лежа, тихо переговариваются. Иногда слышен смех. Наши стреноженные кони пасутся наверху. Если подняться туда, то километрах в трех северо-восточнее увидишь немногочисленные костры в боспорском лагере. Наверняка часовые слышали звуки в степи, потому что большое войско, как ни старайся, бесшумно не перемещается, но тревогу не подняли. Наверное, подумали, что шумит небольшой скифский отряд, нагоняет страх. Похожие звуки боспорские часовые должны были слышать и на юго-востоке и северо-западе. Оттуда будет нападать скифская легкая конница, разделенная на две части.
— Для эллина ты слишком хорошо знаешь нравы и обычаи кочевников, — заводит Авасий разговор на тему, которая интересует многих скифов. — Откуда?
Да, уже одно то, что я умею сидеть на пятках, не говоря уже о стрельбе из лука на скаку, указывает на мое хорошее знание кочевой жизни. И я сочиняю для них легенду, мешая правду с вымыслом.
— Мой народ постоянно воюет с кочевниками, которые называют себя монголами. Они живут восточнее ваших братьев саков, в двух месяцах пути от них. Время от времени мы заключаем с монголами мирные договора и обмениваемся заложниками, сыновьями вождей. Так я оказался у кочевников и прожил там несколько лет, научившись их нравам и обычаям. Потом монголам надоел мир, и я вернулся домой, чтобы сразу отправиться на войну с ними. После войны поплыл посмотреть мир. Узнав о походе македонского царя Александра, присоединился к его армии, дослужился до командира илы — отряда из двух сотен конников, — рассказал я.
— Я так и подумал, что ты жил среди кочевников! — радостно произнес Авасий. — В городе не научишься так хорошо ездить на коне и стрелять из лука.
Я не стал разубеждать его. Если им нравится считать меня своим, если им так легче переносить мое превосходство, пусть так и будет.
— Не хочешь вернуться к кочевой жизни? — поинтересовался Гнур.
— Нет, — честно признался я. — Измена обычаям своего народа всегда заканчивается плохо.
В последнее время все больше скифов оседает в городах. Если бедным это прощается (кого интересует судьба голытьбы?!), то знатным надо быть предельно осторожными. Можно съездить в Ольвию на несколько дней и оттянуться по полной программе, но, если начнешь задерживаться там надолго и одеваться на греческий манер, рискуешь нарваться на большие неприятности. Несколько скифских вождей поплатились головами за чрезмерное увлечение греческим образом жизни.