Скифская чаша
Шрифт:
Директор предостерегающе покачал головой, видно, ему не очень понравилась категоричность секретаря — тот понял его, но упрямо взмахнул рукой и продолжал:
— Именно так, Микола Семенович, весь коллектив, я говорю это вполне сознательно, потому что один какой-то негодяй не может запятнать его. Как говорится, в семье не без урода, но всех наших сотрудников я не позволю позорить! — Он бросил острый взгляд на Хаблака, будто тот уже начал позорить работников издательства, и, несколько задетый, майор возразил:
— Никто не собирается бросать тень на ваше издательство, более того, мы надеемся на вашу помощь. Потому что без нее мы как без рук. И просим вот что... — и Хаблак рассказал, что надо попытаться найти «жучка», которым вчера была замкнута электросеть.
— Сделаем, — заверил Петренко, — сейчас попрошу сотрудников, а мы с Данько поищем на клумбах.
Чувствовалось, что это энергичный человек, привыкший относиться ко всему серьезно, и это понравилось майору.
Он приказал Зозуле обойти соседние дома и опросить их жителей, а сам присоединился к Петренко и Данько. Прежде всего они еще раз осмотрели газоны между зданием издательства и тротуаром, вчера уже искали здесь при свете автомобильных фар, но Хаблак вполне резонно решил, что в темноте могли чего-нибудь и не заметить. К сожалению, поиски ничего не дали: несколько окурков, скомканная пачка сигарет «Славутич», фольга от шоколада — вот, собственно, и все.
Во дворе между клумбами играли дети, они с удивлением смотрели, как трое взрослых дяденек разыскивают что-то в газонах и на клумбах.
Хаблак засмотрелся, как резво прыгает девчушка лет пяти, как болтаются у нее косички с розовыми бантиками, стоял и думал, что вот скоро и у них с Мариной будет ребенок. Марина хочет девочку, а если хочет Марина, то, значит, и он, и действительно, что может быть лучше такой девчушки со смешными косичками?
Он вздохнул и склонился над цветами — целая клумба красной сальвии, она цветет до самых морозов, красивый и нетребовательный цветок, вот рядом цинии уже привяли, а сальвия еще, кажется, только набирает силы.
— Иди-ка сюда, майор, — вдруг услышал он и увидел, как машет ему руками с соседней клумбы Данько. Присел на корточки среди увядающих циний, уставился на что-то и машет руками. — Кажется, нашел!..
Хаблак двумя пружинистыми шагами пересек асфальтированную дорожку, подошел к Данько. Раздвинул пожелтевшие цветы и увидел среди них штепсель. Обыкновенный штепсель с обгоревшей вилкой.
Данько потянулся, чтобы взять, но майор перехватил его руку. Молодой человек удивленно посмотрел на него, но Хаблак не стал ничего объяснять, достал платок и осторожно взял штепсель.
— Отпечатки пальцев? — сообразил наконец Данько и заговорщицки подмигнул капитану.
— Так... — пробормотал Хаблак. Понюхал штепсель — резко пахло горелым, как вчера из розетки, оголенная проволока, которой были соединены контакты, успела обгореть и почернеть.
Подошел Петренко. С любопытством посмотрел на находку.
— Первый успех? — спросил он. — Данько всегда везет.
— Так уж и везет, — возразил тот, но откровенно и радостно улыбнулся, опровергнув этой улыбкой свои же слова.
— Баловень судьбы! — не сдавался Петренко. Посмотрев на Хаблака, спросил: — А теперь следует установить, откуда штепсель?
Майор подумал, что одно удовольствие иметь дело с такими понятливыми ребятами.
— Правильно, — подтвердил он. — Вы читаете мои мысли. Вероятно, этот штепсель взят где-нибудь в издательстве.
— Сомневаюсь, — покачал головой Данько. — Надо совсем уж не иметь головы...
— Э-э, даже опытные преступники допускают такие ошибки.
— Вам виднее, — охотно согласился Данько. — Сейчас осмотрим все настольные лампы. А в корректорской и в производственном отделе еще и плитки.
— Электрический чайник у младших редакторов, — добавил Петренко.
Хаблак завернул находку в платок, и они поднялись на второй этаж. Петренко с Данько пошли осматривать электроприборы и лампы, а майор заглянул к директору. Они условились, что тот нарисует схему расстановки мебели в кабинете во время вчерашней встречи с археологом и обозначит, кто где сидел.
Особенно интересовало Хаблака, кто занимал стул у открытого окна. Оказалось: заведующий одним из отделов издательства Панас Сергеевич Балясный. Майор попросил вызвать его, и буквально через несколько минут в кабинет заглянул пожилой лысоватый мужчина, полнолицый и толстый, с двойным подбородком и довольно внушительным брюшком. Он, правда, пытался затянуть его ремнем, но живот вываливался, натягивая сорочку, Балясный стеснялся этого, все время поправлял пиджак.
Хаблак указал на стул у окна и спросил:
— Вчера вечером вы сидели здесь?
— Да... — ответил он, и сплетенные на животе пальцы зашевелились. — Но я не понимаю вас: неужели вы думаете...
— Нет, — положил конец его тревоге майор. — Конечно, нет, уважаемый Панас Сергеевич, однако нам надо выяснить, кто открыл окно и когда. Кстати, вы все время сидели на этом месте?
— Да, с самого начала и до момента... Ну с чашей...
— Когда погас свет?
— Когда зажгли спичку, — уточнил Балясный.
— Сколько же прошло времени с того момента, когда погас свет, и до того, как Данько зажег спичку?
Хаблак знал, что именно Данько зажег первую спичку, потом зажигали еще, кто и когда, трудно было установить, но первую зажег Данько.
Балясный немного подумал. Ответил не совсем уверенно:
— Думаю, полминуты... Может, несколько больше...
Никто не мог ответить точно, сколько времени имел в своем распоряжении вор. Одни говорили: секунд двадцать, другие — около минуты. Данько считал, что тридцать — тридцать пять секунд. И вот Балясный подтверждает это.