Скифская чаша
Шрифт:
Но кто-то из сотрудников мог же забыть выключить в своей комнате свет...
Хаблак уточнил:
— Вспомните, пожалуйста, все окна на втором этаже издательского дома были темные? Может, какое-то светилось?
Женщина покачала головой, однако ответила не так уверенно, как раньше:
— Нет, кажется, нет...
— А в котором часу выбежал из издательства мужчина, что разговаривал с водителем белой «Волги»?
— Около восьми. Простите, у меня нет часов, но мы с Катрусей выходим в половине восьмого, потом нас в девять зовет сын, — показала головой на пятиэтажный дом. — Так, значит, гуляли совсем мало, когда машина подъехала, а потом, я же говорила, с четверть часа водитель ждал кого-то. Выходит, что-то в восемь или чуть раньше.
Все совпадало. Свет в издательстве погас без пяти восемь. Хаблак подумал, что старушка наблюдательна, у нее зоркий глаз и совсем не старческий ум. По крайней мере, не страдает от склероза.
Вдруг у майора мелькнула одна мысль, и он спросил:
— Вы сидели на этой лавочке?
— Да.
— Двери, что из издательства, слева, — раздумчиво продолжал Хаблак, — стало быть, вы могли видеть только спину мужчины, когда он шел к «Волге». Не так ли?
— Разумеется.
— Но ведь было темно.
— Фонарь... — кивнула старушка на столб, стоявший чуть в стороне.
— Могли бы опознать того мужчину?
Она подумала и покачала головой:
— Нет, фонарь мутный и, знаете, тени...
— Вы сказали: выскочил парень. Значит, видели его. Или как определили возраст?
Старушка засмеялась.
— Должно быть, я потому так сказала, что ожидала увидеть девушку. Знаете, на таких роскошных «Волгах» девушки очень любят кататься. Я и подумала...
— Мужчина, который вышел к машине, был без пальто и шляпы?
— Кто же сейчас ходит в пальто? Это мы уже старые косточки греем, а молодые...
— Молодые? Стало быть, это был все же молодой человек?
— Конечно, молодой. Я же говорила: молодой человек.
— Почему вы так считаете?
— Ну, знаете, я еще могу отличить парня от солидного мужчины. Фигура и походка, да, походка у молодых совсем иная. Чувствуется легкость.
— Простите, Виктория Анатольевна, вы в театре не работали? — полюбопытствовал майор.
— Откуда вы знаете?
— Так, догадался...
Старушка выпрямилась на скамейке. С горечью сказала:
— В моем возрасте еще играют. И вообще актер должен умереть на сцене. Но теперь не театры, а... — махнула она рукой.
— Интриги? — неопределенно протянул Хаблак.
— И не говорите: знаете, что такое театр!..
Майор знал, этот разговор может оказаться бесконечным. Решительно перебил:
— В каком костюме был парень: светлом или темном?
Виктория Анатольевна покачала головой:
— Трудно сказать. В темноте да еще издали... Вечером все кажется темным.
— Что-нибудь держал в руках — портфель, сумку?
— Нет.
— Прошу вас подумать, это очень важно.
— А что мне думать? Махал рукой и спешил, шагал быстро.
— И ничего не прятал под пиджаком? Она усмехнулась с откровенной издевкой:
— Как можно заметить?
Майор показал, как прижимают рукой что-нибудь, когда стараются спрятать под одеждой от посторонних глаз. Старушка закрыла глаза.
— Нет, — твердо ответила она, — не возьму греха на душу. Может, что-нибудь и нес...
— И передал водителю «Волги»? — вмешался лейтенант. — Случайно не заметили?
— Ну что вы, милый! Видите, какое расстояние. Да и кусты сирени заслоняют.
Майор подумал, что этой наблюдательной бывшей актрисе надо показать Власюка. Может, и опознает. А то, что с водителем белой «Волги» общался редактор Власюк, у Хаблака сомнений не вызывало.
Уточнил:
— Он был высокий?
— Выше среднего роста.
— Точно, — улыбнулся майор, — выше среднего и худой.
— Откуда вы знаете? — Она посмотрела на него настороженно.
— Не знаю, я догадываюсь.
— А-а... — махнула рукой Виктория Анатольевна. — Шутите...
— В нашей работе шутки противопоказаны, — вполне серьезно ответил майор. — Кроме этого парня, никто оттуда не выходил?
— Не знаю. «Волга» двинулась, а мы с Катрусей пошли на улицу.
— Спасибо вам, Виктория Анатольевна, вероятно, мы еще вас побеспокоим. Не возражаете?
— Что вы, заходите, всегда рады, мы живем в восьмой квартире, лейтенант уже записал.
Хаблак положил Зозуле руку на плечо. Конечно, записал, не мог не записать — молодец лейтенант, нашел такого ценного свидетеля. Интересно, что скажет вторая женщина?
Майор поклонился Старицкой, подумав, что с такой театральной фамилией можно было бы еще поработать на сцене, не говоря уже о совсем не старческой энергии Виктории Анатольевны.
Шел, пропустив вперед Зозулю, и ощущал на спине взгляд старухи — цепкий, оценивающий.
«Как теперь запоет Власюк? — думал он. — Немного погодя мы покажем его Старицкой, сейчас побеседуем с другой свидетельницей, а потом уже и с Власюком. Как вы сейчас поведете себя, уважаемый Андрий Витальевич?»
Новая свидетельница, Евгения Яковлевна Лиходид, жила в том же доме, что и Старицкая, — на четвертом этаже в однокомнатной квартире. Она рассказала об этом сразу, подчеркнув, что получает персональную пенсию и имеет право на многие льготы, а эту квартиру ей дали, когда она еще работала заместителем директора фирмы «Утро» — кто в Киеве не знает фирму «Утро», нет услуг, которых бы не оказывала эта фирма, а Евгения Яковлевна основала ее.