Скифская пектораль
Шрифт:
Жаль только, что старушки, помнящие Первую мировую войну, редко посещают горнолыжные курорты…
Владимир так и не нашёл себе старушки в собеседницы. В австрийских Альпах встречались всё больше молодые, весёлые люди, которые приезжали отдыхать компаниями или парочками. Будь Владимир более общительным, как, например, его сестра Татьяна, он бы непременно сошёлся бы с ними. Но у него не было стадного чувства, а постоянное стремление к уединению и прирождённая скромность не пускали его в весёлые компании. Вот если бы Татьяна была здесь, она бы уже со всеми подружилась, всех со всеми перезнакомила и без комплексов садилась бы за любой столик. Она бы всем рассказала, что её брат – гениальный писатель, и если граждане хотят обессмертить свои жизненные перипетии, любовные драмы и амурные похождения, то пусть поспешат к нему, к Мэтру, пока он ещё здесь. К нему бы в очередь стояли…
Татьяны не было рядом. Владимир был один. А потому сам выбирал стратегию и тактику своего поведения. Выбрав одинокую фигурку вот этого молодого мужчины, он решился подойти, предварительно осведомившись, не ждёт ли он кого. Незнакомец ответил, что никого не ждёт и жестом показал, что можно сесть.
– Владимир Бобров, литератор, – представился Владимир своему собеседнику – безупречному в манерах молодому человеку. – Совмещаю здесь отдых с поиском сюжетов для будущих произведений. Я, знаете ли, взял себе в привычку приставать к людям, – улыбнулся он, – в надежде услышать что-нибудь достойное писательского пера. Согласитесь, сколько заслуживающего внимания случается в жизни и остаётся неузнанным.
– Вы говорите по-английски, – услышал он в ответ, – а имя и фамилия у вас русские. Вы из России?
– Мои предки из России. А я родился и вырос в Лондоне. Так что я, наверное, уже англичанин.
– Жаль. А то я думал, что встретил земляка. Я, правда, не из России – с Украины. Всё это бывший Советский Союз. Но вы, наверное, от родственников наслышаны о нашей стране. Они, наверное, вспоминают о своей жизни на родине.
– Нет, вы знаете, мы слишком далеки и географически и духовно от исторической родины. В нашей семье только дед помнит Россию, воспоминания у него не самые радужные, но особых подробностей не знаю – мы с ним почти не контактируем. У него сложный характер.
Незнакомец вежливо улыбнулся.
– Понимаю, – кивнул он. – Семейные дела. А я ещё не представился? Александр Беляев, предприниматель из Херсона. Это город на Днепре. А ваши предки где жили?
Владимир неуверенно двинул плечами.
– Вроде бы в Петербурге. Но у них было поместье, где-то на юге. Последнее время они жили там.
– Случайно, не в Херсонской губернии? Это был юг Российской империи.
Владимир опять пожал плечами.
– Не знаю, – беспомощно ответил он и впервые в жизни почувствовал себя неловко оттого, что никогда не интересовался историей своей семьи.
Разговор незаметно перешёл в другое русло. Беляев рассказывал о том, как живёт его страна после распада Советского Союза. Картина была мрачной, удручающей. Это обстоятельство, а также то, что Владимира ни в коей мере не интересовала политика, да и экономическое положение слаборазвитых стран тоже, наводило на него уныние. Он слушал лишь из вежливости. Когда он почувствовал, что едва сдерживает зевоту, Беляев перешёл на русский язык:
– По-русски-то вы хоть говорите?
– Да, конечно, – ответил Владимир на русском языке. А далее на чистейшем русском стал болтать о каких-то пустяках, обо всякой ерунде, лишь бы не возвращаться к политике. Он уже понял, что Беляев ничего интересного ему не скажет, а значит, пора прощаться, чтобы не тратить время даром. Только вот никак ему не приходило на ум, чем же закончить разговор, как подвести его к финалу.
– Я рад, что вы знаете язык, – сказал Беляев и задумался. – Знаете, Владимир, а ведь я смогу вам помочь. Я дам вам маленькую зацепку для сюжета, а вы уж используйте её, как сумеете. Если, конечно, вас это заинтересует.
Владимир приготовился слушать, но как-то больше из вежливости.
– Я ведь не всегда был «купи-продай». Моя основная специальность – археолог. Но нашей нынешней Украине не нужны археологи, и не только они… Пришлось переквалифицироваться в торгаши. Купеческое сословие у нас нынче одно из немногих, кто может выжить. Да и то не все. Таких, как я, которые в Альпы ездят – единицы, большинство – прозябает… Извините, я отвлёкся. Так вот, я – археолог. У нас на Херсонщине много скифских курганов, в том числе и самый большой в мире скифский курган Огуз. Он находится в 3 километрах от села Нижние Серогозы. В конце ХIХ века, до начала раскопок Огуз достигал 24 метра в высоту, более 120 метров в диаметре, а по окружности – 380 метров. Окружал его высокий насыпной вал, а между курганом и валом был ров глубиной до 5 метров, – Александр Беляев говорил так, словно находился на научной конференции и слушала его многочисленная аудитория, состоящая из почтенных профессоров и седовласых академиков. На самом деле перед ним сидел один Владимир Бобров, ещё не решивший, нужны ли ему эти сведения. Но Беляеву очень нравилось рассказывать о том, что он знал, вспоминать об оставленной им любимой профессии и, забыв о маленьком альпийском кафе, о том, что он ныне предприниматель, он вдохновенно говорил и говорил, блестя глазами, находясь далеко отсюда, в степном таврийском селении:
– Огуз – это царский скифский курган, самый большой по объёму насыпного грунта. Это усыпальница одного из самых могучих царей Скифии. Имя его неизвестно. Датировано IV веком до нашей эры. Первый этап раскопок производился в 1891-94 годах археологом Веселовским. Экспедиция проложила траншею шириной 21 метр, прорезавшую курган с юга на север. Оказалось, что склеп неоднократно ограблен ещё в древние времена. Нашли много ценных вещей, но, как потом оказалось, это была лишь микроскопическая доля Огуза. Веселовский окончил работы и уехал.
Осенью 1901 года дождями подмыло одну из стен раскопок, она обвалилась, и взору изумлённых граждан предстало невиданное изобилие золотых античных вещей. Крестьяне бросились их собирать; весть об этом разнеслась далеко, начались массовые грабежи кургана. Власти не принимали мер. Археологическая комиссия обратилась к Таврическому губернатору с просьбой установить охрану и конфисковать награбленное. Весной 1902 года прибыл археолог Рот. Часть украденного скупили, но большинство сокровищ ушли в неизвестном направлении. Денег на раскопки Рот не получил, но ему удалось проложить одну траншею в юго-западной части кургана. Здесь нашли ещё одну могилу, разграбленную ещё в древности. Те давние грабители из этой могилы пробили ход к центральной и ограбили её. Рот нашёл в грабительском ходу сотни массивных изделий из золота и серебра.
В 1979-81 годах раскопками занималась Таврическая экспедиция Института археологии Академии наук Украины под руководством Болтрика. Полностью раскопали насыпь. Выявили ритуальную дорожку, ведущую к каменному склепу центральной могилы. В северной части нашли ещё одну могилу. Нашли очень много ценных вещей – и с точки зрения исторической, и с точки зрения их стоимости. Во время раскопок один из наёмных рабочих похитил часть экспонатов и продал. Покупателя арестовали за пределами Украины. Оба были осуждены. Но все ли сокровища вернули? Опять могли исчезнуть ценные экспонаты.
После окончания раскопок решено было восстановить насыпь в первозданном виде. Бульдозеры работали несколько месяцев, но курган был восстановлен лишь наполовину. Болтрик подсчитал, что при возведении кургана в IV веке до н. э. люди отработали 100 тысяч человеко-дней.
Вы заметили, Владимир, – продолжал он, – что я не рассказывал о тех находках, которые были найдены на раскопках? Я сделал это умышленно. Сокровища кургана Огуз хранятся в Эрмитаже и Киево-Печерской лавре. Вы их там можете увидеть. О них написаны тома, вы всё можете прочитать. Есть множество иллюстрированных каталогов, фотоальбомов… Все найденные сокровища описаны, изучены, сфотографированы, известны всему миру. Но меня как учёного интересуют сокровища, которые не были найдены, то есть те, которые были похищены во время многочисленных грабежей кургана. Вот это я и предлагаю вам, писателю, – исчезнувшие сокровища царского скифского кургана Огуз.