Скифы в остроконечных шапках (илл. В. Хвостова)
Шрифт:
— Белую видел как снег, как пена, белую, белую…
— Ладно, не думай о бороде, а то снова закатишься. Лучше послушай мои мысли и дай совет. А мысли мои вот о чем. Самое сильное племя в степи царские скифы, потом савроматы, потом мы. Сильнее нас никого больше нет.
— Ты забыл о будинах, — сказал гадатель, сощурив близко посаженные глаза. Он догадался, куда клонит вождь.
— Будины в лесной полосе. Их дело землю сохой ковырять. Степи им не нужны. Да если бы и нужны были? Они со скифами в одной упряжке едут Дарий им всем поубавит спеси. Тогда невры — первые. Плохо я говорю?
Глаза гадателя закатились под веки. На впалых щеках задвигались разводы татуировки.
— Хорошая мысль, хорошая мысль, — забормотал он сипло. — Хорошая мысль, да плохая, — сказал он обычным голосом.
— Чем не по нраву пришлась? — спросил юный вождь.
Он уже не лежал, а сидел, утонув в шкурах и обхватив руками торчавшие вверх острые колени.
— Тем не по нраву, что Дарий разделается со скифами и за нас примется. Забудет, что мы овец ему пригоняли. Вот если бы оказать царю Азии другую услугу…
Гадатель вскочил, завертелся, кругами пошел по шатру. Закружились тесемки, разноцветные лоскутки, гремушки и другая пестрая мелочь, нашитая на волчьи шкуры, из которых состояла одежда гадателя. Загремели связки волчьих клыков, свисавшие с шеи, — невры вели свой род от грозного волка. Загремели браслеты.
— Голова Иданфирса, голова Иданфирса, — прорывался сквозь звон сиплый шепот.
— Дарию нужно бросить голову Иданфирса, — сказал гадатель спокойно и сел на прежнее место.
— Это без гадания ясно, научи, как сделать.
— Дело простое. Пастуха и я расспросил, не ты один. Он говорит, что за Савлием лишь старые идут да мальчонки. Из воинов один Иданфирс и дружинники Савлия. Если выслать отряд человек в двести, Иданфирсу не вырваться.
— Твой совет — разгромить кочевание Савлия?
— Тьфу, тьфу! Беда, не тронь вождя, иди на меня. Тьфу, тьфу! Плохое слово вождь вымолвил. Беда — на меня! — гадатель три раза сплюнул через левое плечо и погремел бубенцами.
— Ты зачем такое придумал? — сказал он, успокаиваясь. — Пусть Савлий на место прибудет, пусть спокойно сойдет в юрту Вечности. А когда Иданфирс в обратный путь тронется…
— Хорошая мысль, да плохая. Как день узнаем, когда он обратно поедет? Как угадаем, какую дорогу выберет?
— Хорошая мысль. Плохого нет. Не надо угадывать, не надо знать. Отряд загодя прибудет, спрячется за грядой у реки. Камни высокие. Валуны с гору. Валун черный, валун серый. Волной омытые, песком обтертые. Трава на камнях не растет, пена клочьями прорывается. — На сиплое бормотание гадатель не перешел, сказал спокойно: — Разведчики пусть на стойбище Вечности проберутся. Там и ждут.
— Говорю, мысль плохая, — нетерпеливо сказал вождь. — Кто отважится? К юртам Вечности подойдешь, а оттуда мертвец вниз головой, ногами вверх выскочит и с собой под землю утащит! Нет, гадатель, охотников мы не сыщем, ни силой не заставим, ни золотом.
Гадатель молча развязал висевший на шее мешочек в ярких тесемках и высыпал на ладонь что-то светлое, похожее со своих мягких шкур.
— Через верного человека достал, — сказал довольный гадатель. — Когда Савлия в путь снаряжали, мыли да стригли, человек этот обрезки ногтей собрал и мне за золото продал.
— Что ж до сих пор молчал? С такой защитой любой самый жалкий трус на кладбище двинется.
Люди степей верили, что покойники выходят из могил вверх ногами, разыскивая живых. Но и живые могут иметь над мертвыми власть. Стоит возле кургана спалить обрезки ногтей недавно умершего вождя — покойник не шелохнется.
— Еще бы. Сам двинусь, — сказал гадатель. — А молчал оттого, что нужды не было говорить. Пришла нужда, и сказал. Иданфирсу конец. Дарий тебя над степью царем поставит.
— Поставит. Скорей давай думать, кого к Дарию гонцом посылать, какие слова царю Азии говорить.
Глава XVII
ДАРЫ ЦАРЯ ИДАНФИРСА
Царь царей, повелитель стран, прибыл посол от скифов. Он просит милостивого дозволения предстать перед твоим величеством, — доложил «бессмертный», дежуривший у шатра.
Военачальники радостно переглянулись. Конец бесславной войне, надменный скиф изъявляет покорность!
Дарий помедлил с ответом, словно не ждал этого дня, как праздника.
— Я приму его после полудня, — сказал он.
После полудня в царском шатре собрался цвет Персидской державы. «Благодетели», «сотрапезники», «входящие без доклада» и «взирающие на своего царя» стояли вперемешку с «носителями права» и суровыми воинами, возглавлявшими походы в Египет, Элам, Вавилонию, Мидию. Все взоры были устремлены к резонному креслу, заменявшему Дарию во время походов трон.
Повелитель стран сидел неподвижно и прямо. Его ладони покоились на подлокотниках, под ногами была расшитая бисером кожаная подушка. Шерстяное синее платье тяжелыми складками падало на золотые сандалии. Вдоль подола бежали расшитые золотом львы. Лев — зверь победы и воинской ярости скалил зубы на ножнах кинжала. Лев поднимался на задние лапы на толстой тиаре, венчавшей мужественное лицо повелителя стран. Под тиарой, закрывая лоб до бровей, лежали недвижные завитки черных с проседью волос. Прямая борода спускалась на грудь десятью рядами одинаково завитых неподвижных колец. Все в облике Дария выглядело величественным и неподвижным. Глаза бесстрастно смотрели поверх голов вельмож и военачальников.
По правую руку от трона высилась мощная фигура Гобрия. В его руках было копье с золотым наконечником. Слева стоял Луконосец Аспафин — один из шести «благодетелей». Луконосец держал высокий сильно изогнутый лук.
По знаку Отана слуги подняли полог. Засверкали медные шлемы, зазвенело начищенное оружие. Десять «бессмертных ввели посла. Он шел, затерявшись среди рослых воинов в блестящих доспехах. Дойдя до середины, «бессмертные» расступились, и посол остался один.
— Клянусь мечом, нелепей фигуры не видел, — шепнул один вельможа другому.