Скифы в остроконечных шапках (илл. В. Хвостова)
Шрифт:
— Да, я видел большую яму. Одатис и пса положили отдельно, у входа. Потом перекрыли яму толстыми бревнами и настелили войлок. Потом потянулись люди. Они шли бесконечной цепью, каждый нес землю, кто в шапках нес, кто в сумках, кто на щитах. Я и сейчас вижу, как вырастал курган. Но место, где это было, я не запомнил. Днем все выглядело иначе. Было много людей, они кричали, пили вино, били посуду. Повсюду носились всадники. Воины с луками прыгали друг перед другом.
— Придется осматривать каждый курган, пока не найдем
— Тихо! — Арзак упал на землю, прижал ухо, потом быстро вскочил и побежал, увлекая за собой Филла и Ксанфа.
— Лохмат указал направление, — крикнул он на бегу.
Широкая насыпь поднялась перед ними, словно вздыбленная гора. Вершина терялась во тьме. Из-под земли глухо и жутко несся собачий лай. Теперь он был отчетливо слышен.
— Нам не снести эту гору, — в ужасе прошептал Филл.
— Сносить не придется. — Арзак выхватил акинак и очертил круг у нижних камней. — Подкоп.
— Копать буду я. — Ксанф широким ножом вспорол очерченный участок. Филл, торопясь, чтобы Арзак не опередил, выгребал землю в дорожные сумки и передавал Арзаку. Арзак вытаскивал на поверхность.
Нож-ладони-сумка. Нож-ладони-сумка.
— Ксанф давай сменю.
— Нет, Арзак, копать буду я.
Расстояние в шесть локтей было одолено за полночи.
— До бревен осталось, наверное, столько же, — сказал Филл.
— Дальше медленнее дело пойдет, земля станет тверже, — ответил Арзак и крикнул вниз, Ксанф, давай сменю.
— Нет, копать буду я.
Ксанф рыхлил и отбрасывал землю, как живущая в подземных ходах, проворная, похожая на мышь землеройка. Филл едва успевал выгребать. Все глубже полз коридор под курган. Все ближе звучал лай Лохмата.
— Тише, кути Лохмат, — приговаривал Филл, борясь с усталостью. — Мы спасем тебя и твою хозяйку, птичку-певунью, девочку-горицветку с волосами цвета пшеницы.
«Только бы ничто не помешало, — думал Арзак, вытаскивая и ссыпая землю. — Если нас обнаружат, то казнят как воров, пришедших за царским имуществом». Выбираясь с сумками на поверхность, Арзак прислушивался к каждому шороху. Пролетела ночная птица, прорезала воздух летучая мышь, прокралась лиса и бросилась наутек, испугавшись лая Лохмата.
Все глубже вгрызался подкоп, все больше земли оказывалось на поверхности. Рядом с высоким курганом вырастал небольшой холм. Никто, кроме звезд, не следил за его появлением. Стойбище Вечности было пустынней, чем в самой безлюдной степи, и луна, когда удалось ей пробиться сквозь облака-перья, осветила ровную гладкую местность с белесо мерцавшими одинокими курганами.
Высыпав землю, Арзак наклонился над ямой, чтобы передать Филлу пустую сумку, и замер с сумкой в руках.
— Ты что? — окликнул его Филл.
— Топот копыт. Скачут от берега. Спешились или просто остановились. Выбирайтесь из ямы, на стойбище люди!
Пригибаясь к земле,
Глава XX
ЗВЕЗДА МИРРИНЫ
Семь человек шли к Старому кургану след в след. Не доходя до его широко разметавшейся тени, они остановились.
— Все, дальше не пойдем, в кустах заляжем.
Негромко сказанные слова прозвучали отчетливо, словно луч луны поднял звуки наверх, туда, где спрятались побратимы.
— Хорошая мысль, да плохая, — возразил юркий человек, обернутый в волчью шкуру, мехом наружу. Он двигался первым. — Из-за кустов мы скифов увидим, когда они с Савлием явятся, — это хорошо. Плохо, что они нас раньше времени заприметят. Кусты низкие, редкие, все видно. К кургану пойдем, затаимся, там будем ждать.
— Как бы не так! В кургане покойники. Того и гляди, вверх ногами выскочат, — проговорило сразу несколько голосов.
— Покойников заворожу. Надежным средством для этого располагаю. Самое лучшее средство, самое надежное, нет его лучше, нет надежнее. Лучшее, лучшее…
Шесть человек уселись на пятки, образовав полукруг. Луна осветила поднятые вверх лица в разводах яркой татуировки.
«Неужели невры? — подумал Арзак. — Кто еще так себя расцвечивает? Только что им здесь надо, как посмели прийти в наше стойбище Вечности»?
Арзак не ошибся. Перед курганом сидели невры. Осуществляя план, разработанный вождем и гадателем, отряд прискакал к Борисфену. Двести воинов остались на берегу ждать сигнала. Разведку гадатель привел к самому стойбищу. О том, что Савлий был погребен раньше срока, а Иданфирс покинул эти места, никто из невров не подозревал.
Бормоча заклинания, гадатель распутал завязки пестро украшенного мешочка, из тростниковой корзинки, подвешенной к поясу, вытащил плошку с теплившимся огоньком.
— Расти, вырастай, пламя, расцветай красным цветком, — пробормотал гадатель и потряс гремушкой с бубенцами.
Огонек на воздухе вырос, сделался ярким. Запустив пальцы в мешочек, гадатель стал сыпать на пламя обрезки ногтей. Раздался треск, вверх потянулась синяя тонкая струйка дыма.
— Гори, плоть царя. Трещите, ногти, вспыхивайте, уходите с дымом, высоко, высоко, к небу. Живые на земле, мертвые в земле. Ух-ух! Сорок дней не показывайтесь. Ух-ух! Сгинь-пропади! — Гадатель поставил плошку на землю.
Сидевшие на пятках застыли от страха. В меловом свете луны они сами казались призраками, собравшимися на тайный ночной совет.