Сколько стоит корона
Шрифт:
Бросив повод, Дойл спешился и подошел к брату. Внимательно осмотрел. Потом изучил поляну и выдохнул. Не было нужды спрашивать, что произошло. По вытоптанной сухой траве, по обломку второй стрелы и по умирающему тени он и так все отлично понял. Два выстрела: напугать лошадей и лишить жизни короля. Расчет стрелявшего был верным -- испуганные кони неуправляемы, пока их укротят, можно сделать не один, а двадцать выстрелов. Он не рассчитал только того, что тени были приучены закрывать сюзерена своим телом. Безупречная охрана. Из воспитывали в одном из монастырей Всевышнего - из сирот и подкидышей
Дойл подошел к ним, велел:
-- В кустах лежит убийца. Сходите за ним -- и осторожно, мне он нужен живым.
И только когда один из теней поднялся и направился к орешнику, Дойл позволил себе взглянуть в лицо умирающему. Террансу оставалось жить считаные мгновения. Если бы он открыл глаза, Дойл, наверное, наклонился бы над ним, сжал бы ему руку и высказал благодарность за спасение короля. Но тень еще раз дернулся, захрипел и затих, так и не придя в сознание.
Следом пришла еще одна плохая весть. Тень вернулся не с пленником, а с его телом. Свалил на землю, перевернул на спину -- обычный бродяга-наемник, каких десятки в переулках Шеана. Удар рукоятью был слишком силен -- Дойл размозжил ему череп.
-- Кто он?
– - спросил Эйрих ровно.
-- Никто, -- отозвался Дойл.
– - Я изучу его тело, возможно, найду какое-нибудь клеймо, но он все равно никто -- послушная кукла, которой за твою жизнь заплатили золотом.
Ему хотелось завыть от злобы и отчаянья -- он сам, собственными руками уничтожил единственного человека, который мог хоть что-то знать о заговоре и о тех, кто за ним стоит. Он прошипел:
-- Проклятье!
Эйрих приблизился к трупу Терранса и произнес:
-- Прими Всевышний его душу в своих садах, -- потом подошел к своему коню, все еще горячащемуся. Один из теней придержал ему стремя. Второй помог сесть Дойлу. И вовремя -- едва они собрались выезжать, как на поляну выскочил милорд Ойстер. Дойл напрягся, чувствуя, как замедляется ток крови в венах. Что он здесь ищет и зачем приехал? Мгновение растерянности -- и тут же улыбка и восклицание:
-- Ваше величество, мы потеряли вас в пылу охоты!
-- Значит, мало в вас внимания к королю, -- тихо заметил Дойл.
-- Что вы, милорд Дойл, -- как-то испуганно пробормотал толстяк.
Эйрих взглянул на Ойстера, потом перевел взгляд на Дойла и шире распахнул глаза, не веря тому, о чем ему молча сообщил Дойл. Качнул головой, как бы говоря, что это невозможно. Потом его брови сошлись к переносице, профиль стал хищным, как у венчавшего его корону орла, губы слились в тонкую жесткую линию.
-- Милорд Ойстер, спешьтесь, -- велел он.
В глазах милорда заплескался страх, смешанный с надеждой. Он неуклюже сполз по конскому боку, отряхнул шикарный камзол и поклонился, всем видом показывая готовность услужить королю. Дойл обернулся к теням и указал на замершего в полупоклоне Ойстера, одновременно с этим приказывая:
-- Взять милорда Ойстера под стражу и с величайшей осторожностью проводить в мой шатер.
Толстяк надеялся спастись. Забормотал что-то про ошибку, потом закричал про невиновность, но Дойл уже не слушал. Тени спеленали его узкими тонкими веревками из конского волоса,
-- За трупами вернетесь позднее, -- сказал Дойл, и Ойстера увезли.
Когда последние посторонние глаза исчезли, Эйрих опустил голову и сгорбил спину, словно корона оказалась слишком тяжелой и стала тянуть его к земле.
-- Брось, -- заметил Дойл, -- на войне люди умирали сотнями.
-- Мне следовало лучше слушать тебя, братишка, -- почти беззвучно ответил Эйрих и прибавил громче, выпрямляясь в седле: -- я хочу знать, кто за этим стоял. Все имена. Все мотивы.
-- Узнаешь не позднее завтрашнего утра. Милорд Ойстер вряд ли станет молчать слишком долго.
В лагерь вернулись вместе со свитой -- о произошедшем еще никто не знал, и милорды были весьма оживлены и обсуждали подстреленного оленя. Эйрих раздавал улыбки и ликовал с остальными -- как и полагалось доброму королю. На мрачного и настороженного Дойла, к счастью, мало кто обращал внимание.
Едва он убедился, что Эйрих под надежной охраной все еще бледных после болезни, но уже крепких и сильных теней, он направился в свой шатер, где на земляном полу его ждал милорд Ойстер. Тех полутора-двух часов, которые прошли со времени его ареста, хватило, чтобы он растерял свои улыбки и ужимки и начал трястись от страха.
Дойл опустил полог шатра, шуганул Джила, чтобы не мешался, велел двум теням стоять у входа и опустился рядом с Ойстером на одно колено.
-- Милорд Дойл!
– - забормотал он.
– - Я не знаю, в чем вы меня подозреваете, но я клянусь...
Дойл остро пожалел, что палачи и отец Рикон остались далеко в Шеане. Он был бы рад сейчас любому из них. Но их не было, поэтому он вытащил из-за голенища сапога кинжал и произнес:
-- Не раздражай меня скулежом, Ойстер. Лучше расскажи подробно, кто надоумил тебя убить короля?
Ойстер затряс головой и начал клясться матушкой и Всевышним. Когда кончик кинжала коснулся его щеки, он заплакал.
-- Разденьте его, -- велел Дойл теням, и один из них споро разрезал на толстяке одежду, обнажая рыхлое розовое тело, больше подходившее какой-нибудь матроне, а не благородному мужчине. Тело затряслось от холода.
-- Деван Ойстер, -- сказал Дойл негромко, -- ты можешь сейчас еще немного поспорить со мной. Можешь говорить, что ни о чем не знаешь.
Он поймал испуганно-злой взгляд.
-- Я тебе не поверю, разумеется. Мне придется сделать тебе больно. Например, -- Дойл коснулся кинжалом его жирной груди, -- я могу срезать тебе часть кожи. Это больно, но быстро проходит. Или могу отрезать ухо, -- вслед за этими словами он провел лезвием по уху милорда.
– - Это значительно больнее и мало поправимо. Или, -- чтобы продолжить, ему пришлось преодолеть естественный приступ отвращения, -- я могу тебя оскопить. Это настолько больно, что можно умереть.
Ойстер заскулил как собака. Дойл поднялся и отошел в сторону, отчетливо давая Ойстеру понять, что он наг, слаб и беззащитен. В воздухе резко запахло мочой и испражнениями, и Дойл тяжело сглотнул, напоминая себе, что рядом почему-то нет очереди из тех, кто сделал бы за него -- неженку эдакого -- столь приятную работу.