Сколько стоит любовь

Завгородняя Анна Александровна

– О, мои дорогие, какие вы оба прекрасные и счастливые! – леди Вайолет была первой, кто подошел к нам после ухода его величества.

Она обняла меня, затем своего сына и тут началось.

Нас поздравляли, обнимали и желали всего самого лучшего. Первыми, конечно, были родные. Я наконец смогла поцеловать Марго. Но вот Кэшем подал мне руку и важно произнес:

– Нам пора. В Астер-холле нас уже ждут. Мы поедем через весь город свадебным кортежем, пока гости доберутся в особняк.

Конечно же. Все по правилам.

Я вложила подрагивающие пальцы в его сильную

руку и вздрогнула, когда взгляд Бена опустился на мои губы.

«Обязательно было целовать меня так?» - хотелось спросить, но вокруг было слишком много людей. А мы все еще играли роль.

Так, рука об руку, мы покинули стены храма.

На лестнице нас ждали. В воздух полетели ленты, монеты, зерна, яркие клочки цветной бумаги, а вместе с ними поздравления и пожелания долгой жизни, много детей и любви.

Я шла, почти никого не замечая. За нами, важно ступая, следовала леди Аурелия. Это меня удивило. Я искренне полагала, что магиня уедет вместе с его величеством, но она была здесь.

Свадебный экипаж с открытым верхом уже ждал нас. Бен сам подсадил меня и помог забраться внутрь. Сел рядом, шепнув на ухо:

– Помашите людям, леди Аврора! Они ждут этого от вас.

И сам, подавая пример, вскинул руку и помахал толпе, среди которых были не только благородные господа, но и простые горожане, как зажиточные, так и нет.

Последовав примеру мужа, невольно оглядела толпу, опасаясь увидеть в ее глубине высокую фигуру Харбора. Но слава всем богам, никого даже отчасти похожего на сэра Джеймса не наблюдалось. Зато нас сопровождало несколько верховых в одеждах гвардейцев короля. И леди Аурелия была среди них. В седле она сидела на мужской манер и при этом казалась весьма сосредоточенной.

Но прежде, чем я успела спросить у Кэшема причину присутствия на свадьбе охраны, а именно как охраной это назвать было невозможно, он снова меня поцеловал, словно подтверждая свои права.

На этот раз поцеловал быстро, но мое сердце снова затрепетало.

Вот уж не думала, что окажусь такой уж падкой на смазливую внешность этого мужчины!

Кучер вскинул хлыст и лошади, торжественно заржав, понесли нас прочь от храма по улочкам столицы. За экипажем тянулся шлейф золотой пыли и вились ленты. Лепестки роз срывались от движения воздуха и летели, печально опадая под копыта лошадей гвардейцев, следовавших за каретой.

Бен сидел и улыбался, а я удивленно смотрела на переполненные улицы города. Казалось, все, кто жил в столице, сегодня вышли и приветствовали нас с Кэшемом. Стар и млад, все кричали поздравления и воздух пестрел от ярких лент и зерна.

– Улыбайтесь им. Мои родители велели устроить на главной площади столы для горожан и неимущих, - сказал Кэшем, склонившись ко мне с улыбкой. – Эту свадьбу запомнят надолго.

– Увы, - только и шепнула я.

*********

Он сам не мог понять, откуда ему хватило сил держать лицо и выглядеть таким спокойным. Как смог выдержать, стоя рядом с прекраснейшей из женщин, своей будущей женой и той, к кому не может даже пальцем прикоснуться.

Когда она вошла под сень храма под руку со своим отцом в этом платье, сверкавшем так, словно перед ним была не женщина, а упавшая с неба звезда, он ощутил то, чего совершенно не должен был ощущать.

Желание обладать собственной женой оказалось намного сильнее рассудка, диктовавшего из памяти строки договора.

«Проклятье!» - подумал с жаром Бенедикт и тут же укорил себя за то, что пусть даже мысленно, но выражается в святом месте.

Зазвучала музыка и лорд Роттенгейн подвел дочь к нему, поставил рядом, отступив в сторону.

Бен выдавил из себя нечто наподобие улыбки, оставаясь на вид спокойным, как кремень.

Кремень, в груди которого бушевало настоящее пламя.

«Боги, на что я себя обрек? – подумал он с трудом отводя взор от девушки. – На что я подписался?».

Но вот пришло время открыть лицо невесте и стоило Кэшему отбросить прочь вуаль, как он увидел лицо Авроры и едва не выдал себя.

Сердце в груди забилось так, словно он не стоял здесь перед алтарем спокойный, собранный, а пробежал несколько миль да с такой скоростью, будто за ним гнались волки, или кто еще поопаснее. А она, его невеста, его будущая супруга, была прекрасна, но пока не осознавала своей красоты.

Как он только мог думать и говорить, что она не в его вкусе? Вкусам свойственно меняться, особенно, когда приходят чувства. А он почти влюблен. Почти сдал позиции, хотя девушка не сделала для этого ничего. Вот совершенно ничего. Сам виноват. Непростительная слабость. Он еще даже не женат, а уже трепещет перед супругой, восхищаясь ее не столько красотой, сколько умом. А ведь впереди целый год! Боги, целый долгий год, который они проведут рядом, вместе!

Он почти не слышал, что говорил владыка. Хорошо, что хоть не упустил момент, когда надо было произносить клятву.

Все слова, заученные для этого момента, как-то разом выветрились из памяти, но хвала всем богам, что пришлось повторять клятву за владыкой, иначе он мог опозориться.

А Аврора казалась ему сдержанной и спокойной, впрочем, как и всегда. Она дрогнула всего лишь один раз – когда он поцеловал ее.

Но тут он сам виноват. Сорвался. Не удержал эмоции под контролем. Планировал одно, а получилось…

Поцелуй вышел неприлично жадным. Ему не пристало целовать так свою жену на людях, но удержаться и не пойти на поводу соблазна оказалось выше его сил. И он поцеловал ее именно так, как хотел, желая вкусить запретный плод, млея от каждой секунды этого обладания.

Она была такой напряженной в его руках. Ее лицо тонуло в его ладонях. Глаза закрыты, но сердце бьется быстро, словно у пойманной в клетку птички.

Наверняка мать пожурит его за проявление столь откровенных чувств, но ее вера в этот брак станет еще сильнее. Ведь поцелуй самый настоящий. Он хотел его и вот сорвался.

Собственное сердце Бена билось так, что он никак не мог понять, почему его гулкие удары не слышны всем тем, кто пришел на церемонию, чтобы поздравить молодых. А когда Кэшем с трудом оторвался от нежных губ и на миг увидел удивление в глазах уже жены, то смог, наконец, взять себя в руки.