Сколько стоит ваше сердце?
Шрифт:
Выговорили время до утра… Но найдутся у генерала Аргосского умные люди, объяснят Лессу теорию направленного взрыва. Поймет он, что Марк его, примитивно, надул. Единственное, что могут сделать сорок бочек с огненным зельем — выжечь равелин, полностью, до основания.
А больше ничего. Не взрывают так крепости, мощности не хватит.
— Что случилось? — спросил он у Кева, которого уже начал ценить за молчаливость, хладнокровие и цепкий ум.
— Поможешь очередное тело за стену выкинуть. Мне одному никак, повис, собака серая.
— Еще один герой, — Марк
— Да нет, тут другое, — Кев отзеркалил его усмешку, — Я с прошлым покойничком… побеседовал. Пока тот еще дышал. Лесс пообещал тому, кто флаг снимет, орден Святого Кевина и десять кошелей серебра.
— А к ордену, небось, еще и дворянство прилагается. И юная наложница из гарема наместника? А почему я ничего не слышал?
— Так он с левитацией полез. Я потому тебя и зову, что мне самому не сладить, он за край крыши зацепился.
— Постой, — встрепенулся Марк, — не с малой левитацией, а с обычной? То есть он, реально, летел?
— Как птиц, — подтвердил Кевин.
— Получается… Жрец свое благословение снял?
Кев выглядел обескураженно.
— Получается — так. Большая левитация — это же "однозначно враждебное", как и воздушный щит. Зачем же он это сделал?
— Так, в доле, небось. Десять кошелей серебра — хорошая сумма, на двоих вполне хватит. — Вот сейчас Винкер улыбнулся по-настоящему, своей, не заимствованной у святых мучеников улыбкой: хищной и предвкушающей, — Зови Абнера. И этого рыжего гения. Только мухой, пока наш корыстный друг не очухался.
— Похулиганим? — Кев просиял, как золотой эр, и кинулся будить магов.
Абнер вышел, зевая так, что Винкер даже испугался — не придется ли вправлять ему челюсть. Обошлось…
— Сон наслать сможешь? — сходу спросил он.
— А вы с Монтрезом, часом, не родственники? — подозрительно уставился маг.
— А ты, часом, не из народа евер?
— А ты с какой целью интересуешься?
Рыжий прыснул в кулак, туда же стравил зевок и заторопился, когда Винкер жестом подозвал его поближе.
— Слушай, со змеями у тебя здорово вышло. А… собак приманить сможешь?
— Каких собак? — деловито уточнил мальчик.
— Больших. Бездомных. Каких-нибудь потощее и поблохастее.
— На счет блох — обещать не могу, — серьезно предупредил мальчишка, — но, думаю, на собаках летом блохи будут по любому, так что ваше пожелание как-нибудь само исполнится. Сколько вам нужно собак, стратег.
Марк прищурился.
— Десятка два. Думаю — хватит.
Когда рыжий гений достал свою костяную дудочку, Винкер невольно зажмурился. Все же были в магии разделы, которые он искренне, всей душой ненавидел, хоть и признавал их полезность. И диктат воли был одной из них.
Абнер и Кев без этических терзаний заткнули уши пальцами.
Насколько сложно быстро и бесшумно притащить и перекинуть через забор два десятка солдат доблестной фиольской армии, спящих без задних ног? Вернее, девятнадцать солдат и одного жреца. Видно, того самого…
Абнер левитацией приподнимал спящие тела, а Винкер, по другую сторону
Дудочка играла и звала, и звук этот был до крайности противный. Он словно говорил, что прийти обязательно надо, что противиться нельзя. Что там, где играет дудочка ждет кабысдоха некто великий, могучий и добрый, который избавит разом от всех несчастий, даст дом и большую говяжью косточку, и позволит любить его невероятной, запредельной любовью…
"Невероятная, запредельная мерзость…" — передернуло Винкера.
Хвала Небу и Аду, продолжалось все это недолго. А уж напялить на сонных кабысдохов фиольские мундиры оказалось делом и вовсе плевым. За две короткие клепсидры справились, и повеселились так, что у всех четверых побаливали животы.
Хотя, может быть, это давила на желудки каша из старой крупы с червями — единственное, что нашлось в равелине?
Вот поспать не удалось вообще. Сначала заметали следы жестокой шутки, перетаскивая фиольских воинов в казематы. Потом будили женщин и объясняли диспозицию. Потом долго успокаивали прекрасных дам — они изволили хохотать до истерики.
А едва первый рассветный луч прорезал облака, под замурованными воротами равелина завизжали на разные голоса фиольские дудки.
Зевая, еще почище Абнера, Винкер вышел на стену. По обе стороны от него выросли пятнадцать… ведьм, иначе не скажешь. С ног до головы завернутые в темные шторы (другого не нашлось), они ничего не говорили и не делали, просто стояли рядом и не слабо давили на психику.
Марк едва не сдал назад, когда увидел, кто пришел в гости с утра пораньше. Четверо жрецов, три десятника и один целый полковник.
Полковник был тощим, злым и изрядно напуганным. Трое десятников держали у левой ноги… тех самых бродячих лохматок неизвестной породы, с ушами врастопырку. Мундиры с них почему-то не сняли Псы все еще сладко зевали, аукалась ночная "дудочка".
И что сейчас будет? Потребуют аннексию и контрибуцию за покушение на честь этого самого мундира? Или всех вздернуть на ближайших липах? Так они, вроде бы, и так — смертники, куда уж больше-то?
Хотя, говорят, Священный Кесар особо опасных преступников казнил три раза: сначала топил в бочке с водой, но не до смерти, потом вешал, но, опять-таки, не до полного удушения. И, под занавес, сажал на кол. Затейник!
Самый молодой из жрецов прокашлялся. Парень не на шутку волновался, и Винкер решил ему помочь.
— С чем пожаловали, братья? Я говорю так, потому, что вижу здесь братьев по вере, братьев по оружию… и братьев по разуму.
Камил едва не испортила торжественный момент пошлым смехом… Но сдержалась.
— Мы воюем честно, — преодолев смущение, начал жрец. В тонком, срывающемся голосе плескалась обида и какой-то первобытный ужас. — Мы пришли с оружием, и думали, что вы, как честные люди, будете сражаться с нами силой оружия. Но вы применили к нам противное Небу колдовство, кое в Фиоле уже давно забыто, ибо… — пацан запнулся, мучительно покраснел, не зная, как закончить речь.