Скользящие по грани
Шрифт:
– Думаю, Вашему Величеству лучше забрать эти документы. Негоже им оставаться в чужих руках.
Мгновение поколебавшись, королева взяла бумаги, и было заметно, что ее пальцы мелко дрожат – похоже, нервы у бедной женщины натянуты до предела, хотя ей и удается это успешно скрывать. Впрочем, одного взгляда на письмо королеве было достаточно, чтоб на ее побледневших щеках выступили красные пятна.
– Откуда... это у вас?
Ну, подобный вопрос мы слышим уже в третий раз – его нам задавал и барон Бонте, и граф де Линей, а вот теперь еще и королева... Как обычно, я пожала плечами:
– Утащила из сейфа мужа, не представляя себе их ценности. Впрочем, тогда я забрала не один документ, правда, особо рассматривать их мне было некогда. В то время я рассчитывала, что за возвращение этих бумаг сумею получить развод, потому как моя семейная жизнь была сущим адом. Как видите, не сложилось... Правда, сейчас семья покойного супруга делает все, что вернуть назад эти документы.
– Граф, а что делать, если сейчас фрейлины вернутся?.. – спросил Крис – судя по всему, молодой человек опасался, как бы нас не увидели в присутствии королевы.
– Не беспокойтесь... – де Линей кивнул головой в сторону закрытой двери. – Там, за дверями, находится слуга, которому я полностью доверяю. Если только дамы появятся, он сразу же даст нам знать об этом.
– Хорошо... – королева вздохнула – видимо, старалась успокоить бешено стучащее сердце. – Поведайте мне, только коротко, что с вами произошло, и как вы оказались здесь. Заодно скажите, что вы хотите получить за возвращение этих бумаг...
Наш рассказ был достаточно коротким – мы и сами понимали, что время ограничено, и нужно успеть сказать самое главное, тут уж не до подробностей. Королева слушала нас внимательно, стараясь не пропустить ни слова, и одновременно с тем рвала полученные от нас бумаги на мелкие клочки, стараясь избавиться от компрометирующих ее документов, превратить их едва ли не в прах. А движения у королевы несколько суетливые – похоже, она стремится как можно быстрей превратить эти опасные бумаги в ничего не значащие мелкие обрывки, и справиться с этой задачей ей нужно до появления посторонних. Надо же, даже сейчас она не теряет самообладания, выработанного годами долгих тренировок, но полностью скрыть свои чувства женщина уже не в состоянии.
Первым делом королева уничтожила вексель, а потом взяла в руки письмо, которое имела неосторожность написать много лет назад. Трудно поверить, но, мне кажется, даже сейчас эта женщина на какое-то мгновение заколебалась, не в силах разорвать послание, в которое когда-то она вложила столько чувств! Как это ни удивительно, но мне кажется, что если бы у королевы была такая возможность, то, несмотря на грозящую ей опасность, она все одно сохранила бы свое письмо как воспоминание о той любви, которая навсегда осталась в ее прошлом. Однако предусмотрительность и вполне разумное опасение взяли верх над ненужными мечтами, и женщина, преодолевая себя, стала рвать и это письмо.
Возможно, кому-то это покажется глупостью, но я почему-то уверена, что та юношеская любовь все еще живет в сердце королевы. Кто знает, возможно у нее и того молодого человека и в самом деле были по-настоящему глубокие чувства? Во всяком случае, сейчас на глазах королевы блестели слезы, только вот чем они вызваны – радостью, облегчением, или же внезапно нахлынувшими горькими воспоминаниями – об этом знает только она сама. Наверное, тут хватало всего разом...
Все обрывки бумаг королева убрала в карман своего платья – в комнате и без того было жарко, так что камин не топили, а сжигать бумагу на свече королева не решилась: видимо, она не без оснований опасалась, что фрейлины могут учуять дым от сгоревшей бумаги. Вообще-то она права: когда жжешь ту плотную ароматизированную бумагу, на которой написано письмо, то сложно не обратить внимания на столь своеобразный запах. Ничего, в королевском дворце хватает горящих каминов, в одном из которых все эти обрывки сгорят без следа.
– Я вас поняла... – воздохнула королева, когда мы закончили свои повествования. К тому времени она уже почти успокоилась, вновь выглядела спокойно-невозмутимой, и теперь уже ничто не выдавало в ней человека, который совсем недавно не мог сдержать свои эмоции. Тем не менее, королева словно немного изменилась – у меня, грешным делом, создалось такое впечатление, будто она словно позволила себе расстегнуть тугие крючки, на которые была застегнута долгое время. Слезы по-прежнему блестят у нее на глазах, и пальцы подрагивают... Не сомневаюсь, что сейчас ей хочется остаться одной, забиться в угол, спрятаться ото всех, и как следует выплакаться, только позволить себе хоть что-то подобное она никак не может.
Помолчав с минуту, королева продолжала:
– Вы имеете полное право считать меня неблагодарной, только, к своему великому стыду, я не знаю, как можно вам помочь! Еще год назад у меня бы с этим не возникло никаких проблем, я бы сделала все, что в моих силах, чтоб протянуть вам руку помощи, но сейчас... На сегодняшний момент все мои просьбы или игнорируются, или же я сама вынуждена отзывать их назад: иногда мне кажется, что все движется к концу – и мой брак, и место на троне.
– Неужели все обстоит так плохо?
– Все куда хуже, чем можно представить! Сейчас я оказалась в настолько сложной ситуации, что просто не вижу выхода из нее! Вернее, сегодня, после того, как уничтожены эти две бумаги, у меня все же появился проблеск надежды! У меня нет слов, чтоб выразить вам свою благодарность! Хочу спросить: письмо и вексель... Вы ознакомились с их содержанием?
– Да... – не стала я таиться. – Вначале мы ни о чем таком не думали, и не обратили на это письмо особого внимания, а немного позже виконт Герсли узнал ваш почерк. С той поры мы и пытались вернуть вам эти бумаги, но не знали, как это можно сделать. Если бы не помощь его сиятельства...
– Граф, я вам бесконечно благодарна – всегда приятно знать, что у тебя есть преданный друг! А что касается того, читали вы письмо, или нет... Разумеется, я задала глупый вопрос.
– Благодарю вас за столь высокие слова обо мне... – вновь заговорил граф. – Ваше Величество, прошу простить мою дерзость, но ваши нынешние сложности связаны с тем, что вас некто шантажирует?
– Вроде того... – кивнула головой королева. Видимо, она все же решила высказаться предельно откровенно. Что ни говори, но Ее Величеству приходится в одиночестве бороться со своими врагами, и она не просто устала, а, скорее, измаялась страхом и неопределенностью. Да и вряд ли у королевы есть настоящие друзья, которые не предадут в минуту опасности, и с кем можно поделиться всеми горестями и переживаниями. Похоже, что во дворце королева не доверяет почти никому, а если ты один, и не можешь просто рассказать хоть кому-то о том, что тебя мучает, поделиться тем, что камнем лежит на сердце... По себе знаю, как это немыслимо тяжело. Вот потому-то бедная женщина и рискнула открыться нам – просто больше доверится некому. Все верно: каждый из нас, оказавшись в непростой ситуации, неосознанно ищет поддержку и понимание, только вот королева не может позволить себе показать слабость – она всегда должна быть безукоризненна. Бедная женщина и сейчас-то доверилась нам просто потому, что у нее больше нет сил тащить этот груз в одиночку, а еще с ее плеч внезапно свалился то невыносимо тяжкое бремя, под гнетом которого она находилась уже давно.
Н-да, что ни говори, но титул, богатство, высокое положение и знатный род не всегда приносят счастье.
Тем временем королева продолжала:
– Это началось почти год назад – на меня, говоря грубо, стали довольно ощутимо давить, чтоб я оказывала помощь в решении некоторых вопросов, но уже тогда стало понятно, что все происходящее связано с тем неосторожным письмом, которое я когда-то написала в молодости. К несчастью, все мои попытки получить назад это письмо, или хотя бы выкупить его ни к чему не привели, зато некто, угрожая отдать это письмо моему мужу, стал буквально диктовать мне, что я должна делать и как поступать. Какое-то время мне удавалось балансировать в этой непростой ситуации, но, тем не менее, я все же была поставлена перед необходимостью выполнять кое-какие из его, скажем так, пожеланий и просьб...