Скопин-Шуйский. Похищение престола
Шрифт:
— Может, стоит окружить Коломенское, — посоветовал Ляпунов.
— Тогда мы слишком растянем армию. Они могут в любом месте прорваться. А ну-ка на Москву захотят. Окруженные будут драться отчаяннее, злее. А так я им даю возможность на полудень бежать. Надо, чтоб они ушли от Москвы.
Трое суток без перерыва грохотали пушки, не давая осажденным покоя и передышки. Одно ядро угодило в избу, где находился сам Болотников, и оторвавшейся щепкой поранило ему лицо. Ермолай, перевязывая воеводу, ворчал:
— Уходить надо, пока нас всех не перехлопали.
Много изб
Заруцкий, явившись к Болотникову, сказал:
— Кони дюже полохаются, Иван Исаевич, ничем не удержишь. Уходить надо.
— Куда?
— Хошь бы на Калугу. Я посылал разведку, там чисто, нема москалей.
— Лучше б ты, Мартыныч, пустил своих конников на москалей.
— Эге, Иван, думаешь, не пробовал.
— Ну и что?
— Они кажуть: нема дурних на пушки с копьем. Уходить надо, Иван, пока на полудне чисто. Окружат, взвоем.
— Хорошо, стемнеет, тронемся. Днем они не отцепятся.
И когда с наступлением дня Скопину-Шуйскому доложили:
— Воры бежали из Коломенского.
— Все конные отряды и дружины вдогон, — приказал Скопин. — Оружных уничтожать, бросивших оружие пленить.
Победители вступали через Серпуховские ворота в Москву, весело играли трубы, трезвонили внеурочно церковные колокола. Москва, измученная голодом и дороговизной, хоть и радовалась победе, но не вся. Среди черни ползло и разочарование: «Не пустили Дмитрия Ивановича к его наследству. Ну ничего, отольются кошке мышкины слезки». Князь Скопин-Шуйский под звон колоколов въехал в Кремль, у дворца слез с коня, быстро взбежал по ступеням, в прихожей сбросил шубу, шапку, снял саблю. И, перекрестившись, вступил в тронный зал. На троне сидел сияющий Василий Иванович. Приблизившись к трону, князь поклонился, молвил взволнованно:
— Ваше величество, вор разбит и бежал на полудень. Взято в полон около трех тысяч человек.
Шуйский не выдержал, сошел с трона, обнял племянника, не скрывая слез, замолвил ласково:
— Мишенька, спасибо тебе, хошь ты порадовал старика.
Бояре, сидевшие по лавкам, тоже радовались, любуясь молодым победителем:
— Славен, славен князь Михаил, ничего не скажешь.
— Подобен пращуру своему князю Невскому.
— Тот тоже в таких годах шведов поразил.
— Ах, кабы еще пленить злодея да на плаху.
— Погодь, придет срок, скоко веревочке ни виться, а конец грядет.
На следующий день явился к царю глава разбойного приказа.
— Государь, куда девать полон-то? Все тюрьмы забиты под завязку.
Шуйский, не долго думая, приказал:
— Всех пригнанных с-под Коломны сажать в воду.
В сотню пешней [45] ударили на Москве-реке ледорубщики, готовя большие проруби для «сажанья в воду» пленных. Заволновалась чернь:
«Это что ж деется? Разве можно так? Татарва такого не делала».
45
Пешня — железный лом, в который вставляется деревянная рукоять; используется для колки льда, ломки камня.
Во дворец примчался Скопин-Шуйский, ворвался к царю:
— Василий Иванович, зачем велишь пленных казнить?
— Миша, тюрем не хватает на них. Не отпускать же. Отпустишь — опять у вора окажутся.
— Но народ волнуется, осудят нас. И потом, кто ж будет в будущем в полон сдаваться.
— Миша, ты молодой еще, не понимаешь, как с чернью надо обращаться. С ними чем жесточе, тем они покорней.
— Но я прошу, дядя Василий…
— Нет, нет, — начал сердиться Шуйский. — Надо было до указа просить, а сейчас нет.
— Но откуда мне было знать?
— Все, все, князь, — нахмурился царь. — Ступай, занимайся своим делом. А у меня — царя забот поболе твоего будет. Ступай, не серди мое сердце.
8. Управа на Вора
В Серпухове Болотников в сопровождении казачьих атаманов Федора Нагибы и Ивана Заруцкого явился в старостат и спросил:
— А сможет ли Серпухов до весны прокормить нашу армию?
— Что ты, милай, — отвечал градской голова. — Москва у нас все повыгребла. Уж сами кошек да ворон едим.
Приведя в относительный порядок расстроенную армию, Болотников направился в Калугу. Атаман Нагиба ворчал:
— Они все хитрецы, эти градские головы, не надо их спрашивать, надо по амбарам и сусекам шукать.
— С главами ссориться не след, Федор. Это все равно что со свечкой на бочку с порохом садиться, — отвечал Болотников.
Появившись в Калуге и получив согласие главы градского кормить армию государя Дмитрия Ивановича, Болотников сразу приступил к укреплению стен города, к установке пушек на башнях и даже на колокольнях. Казаки атамана Нагибы реяли в окрестностях, — дозирая противника, а заодно пограбливая ближние села.
Поздним зимним вечером Шуйский пожаловал к брату Дмитрию в царской каптане в сопровождении полусотни конных стрельцов.
— Во-о-о, — обрадовался Дмитрий Иванович, — наконец-то дорогу нашел к родне. А то как воцарился, к нам ни ногой.
— Дела, Митя, — отвечал Шуйский, сбрасывая шубу и шапку на руки подоспевшему слуге. — Голова кругом идет.
— Но теперь вора отбили, должно полегче стать.
— Кабы так. А то одну беду избудешь, глядь, друга в очи катит. Катерина-то Григорьевна дома?
— Дома. Куда ей деться.
— У меня к ней дело невеликое.
— И тут по делу, — разобиделся Дмитрий Иванович. — Даже к родне, да еще к бабе.
— Ладно, Митя, не серчай, вели позвать ее. Хотя нет, давай, я сам к ней пройду. Дело весьма важное и не для посторонних ушей.
— Что, и мне нельзя, че ли?
— Тебе, Митя, Катерина сама посля скажет, а сейчас покарауль, чтоб никто у ейных дверей не ошивался.
— Ладно, присмотрю.
Войдя в светлицу княгини, царь распорядился: