Скопин-Шуйский. Похищение престола

Мосияш Сергей Павлович

— Оставайтесь с нами, пан Андрей. У нас тут такая рыбалка, такие борти. Будем и с рыбой, и с медом. А?

Но Матвей хоть и пьян был, однако соображал, что оставаться ни в коем случае нельзя. Глядя на него, перепьются «слуги» и еще черт знает что наболтают спьяну.

— Н-нет, не могу, панове, ехать надо. А вдруг уже Дмитрий ждет меня в Стародубе.

Староста Зенович помог гостю надеть кунтуш и был очень доволен своим подарком:

— Как на вас и сшито, пан Андрей. Я так радый.

Ясновельможный пан Нагой явился на крыльце в панском

кунтуше с золотыми прошвами и, пошатываясь, направился к возу. Слуги его были обескуражены забывчивостью господина, но напомнить ему поопасались в присутствии посторонних. Вот уж истина: сытое брюхо к чужому глухо.

Сытый и пьяный новоиспеченный Нагой завалился в телегу, промямлив возчику:

— И-ехай, — и даже не посмотрел на «слуг», которым пришлось догонять и прыгать на ходу в телегу. До наплавного моста их провожал урядник.

Перед спуском к мосту Рукин наконец не выдержал:

— Пан урядник, где б нам купить здесь хлеба?

Гаврила с удивлением взглянул на подьячего, так как знал, что у того в кармане нет и ломаной копейки. Однако Рукин знал, что говорил.

— О-о, — спохватился урядник. — Останови-ка телегу, — приказал возчику и, придерживая саблю, рысцой побежал к ближней хате.

— То его подворье, — пояснил возчик.

Увы, воротился Рогоза всего лишь с одним калачом, оправдывался:

— Вот последний. Если б вы задержались, Зося поставила квашню и завтра будет печь, взяли б свежего.

Предложение задержаться мямлилось урядником столь выразительно, что понималось гостями совершенно правильно: «Проваливали бы вы поскорей».

— Спасибо, пан Рогоза, — сказал Рукин, принимая калач. — Нам надо спешить.

И уже к мосту они спускались без урядника, он стоял наверху и смотрел им вслед, пока они переезжали Сож.

Первая ночевка была в деревушке о двух дворах, столь бедной, что им пришлось довольствоваться чечевичной похлебкой. За милую душу хлебал это сочиво и царев родственник, к тому времени окончательно протрезвевший.

На второй день прибыли в Стародуб, где Матвей представился старосте, как и положено:

— Андрей Андреевич Нагой, родственник государя Дмитрия Ивановича, укажите мне избу, где б я мог остановиться с своими слугами.

И опять ему пришлось объяснять, как спасся царь от гибели, как после этого злодей Шуйский преследует всех его родственников.

Избу им отвели отдельную, а хозяйку приставили поварихой и стряпухой, снабдив ее и мукой, и крупами, и овощами. Троице понравилась такая жизнь в тепле, в сытости и даже в уважении окружающих. Не проходило дня, чтоб у ворот не толклись любопытные, желающие увидеть царева родича.

— Ты вот что, Александр, — сказал Рукину «царев родич». — Отправляйся в Путивль и по всем городам разноси весть, что царь Дмитрий жив и скоро явится перед своим народом.

За такую благую весть Рукин и кормился в пути, и даже иногда ему и перепадали деньжата. Занятие это оказалось намного выгоднее воровства кур и гусей.

В Путивле, когда Рукина привели к князю Шаховскому и тот в упор спросил его: «Где Дмитрий?», подьячего занесло, и он брякнул:

— Государь Дмитрий Иванович в Стародубе.

Откуда ему было знать, что Шаховской уже год зовет из Польши Дмитрия. А он, оказывается, уже в Стародубе.

Тут же была снаряжена карета, запряженная тройкой лихих коней, конная охрана для его величества под командой хорунжего.

И все это ринулось в сторону Стародуба. Бедный подьячий Рукин сидел один в просторной карете и проклинал себя за долгий язык. Что-то будет? Где он им возьмет Дмитрия? И тут ему явилась спасительная мысль: «Надо бежать». Но как? Карета царская, вокруг все время оружные верховые. До ветру сбегать одного не отпускают: «Справляй у колеса». Измочил уж все колеса подьячий, высматривая от какого легче бежать: от переднего или от заднего, от левого или правого? Выяснил — ни от какого. Даже по великой нужде не отпустили одного, сам хорунжий сходил с ним в кусты: «За компанию».

Когда карета влетела в Стародуб, окруженная плотной охраной, вездесущие мальчишки бежали за ней, горланя на весь город:

— Царь приехал! Царь едет!

Где им было догадаться, что в роскошной карете, какую они еще и не видывали, сидит подьячий Рукин, дрожа от страха, и истово крестится, призывая заступницу Богоматерь на выручку.

Когда мчались мимо их квартиры, Рукин увидел у ворот мнимого Нагого, вяло махнул ему рукой: смывайтесь, мол. Но тот понял этот знак наоборот: выручай? И захватив палку для отпугивания собак, тут же направился к избе старостата, куда уже спешили стародубцы, всколыхнутые призывами ребятни: «Царь приехал!»

Тройка остановилась возле старостата, на крыльце явился сам староста Бугрин. Хорунжий соскочил с коня, приблизился, спросил:

— Где государь?

— Какой государь? — удивился Бугрин.

— Ну царь Дмитрий Иванович.

— Нет его здесь.

— Как нет?

— А так. С чего вы взяли?

Хорунжий нахмурился и, повернувшись, направился к карете, в которой сидел бледный Рукин.

— Ты что ж, сукин сын, вздумал нас обманывать? А?

— Да я это… я не хотел…

— А ну, хлопцы, берите этого пана за жабры, — скомандовал хорунжий. — Да всыпьте ему… Ишь ты, хват!

Бедного подьячего несколько рук выхватили из кареты, ударили об землю. Хорунжий схватил его за волосы. Букин понял, что сейчас его забьют насмерть, потому как помогать хорунжему кинулись и стародубцы:

— Ах ты обманщик!

— Я не обманщик, я не обманщик, — взмолился Рукин и вдруг указал на подходившего Нагого. — Вот он — Дмитрий Иванович. Он вынужден скрываться, — лепетал Рукин, рассчитывая отвлечь от себя внимание толпы и в это время удрать.

Озверевшие, сбитые с толку стародубцы кинулись к Матвею, и тот, поняв, что его сейчас могут растерзать, взнял вверх палку, захваченную из дому для отпугивания собак, ударил ею как посохом в землю и вскричал властно: