Скорми его сердце лесу
Шрифт:
– Цела? – успел шепнуть он прежде, чем его сразила стрела в горло. Я закричала.
Кровь. Стоны. Крики. Звон оружия. Пепел. Огонь. Треск дерева. Чей-то вой, чей-то рык, чей-то крик, чей-то стон, чей-то…
«Давай я».
Да! Да, пожалуйста. Я не могу больше…
Чья-то сильная рука вырвала из земли липкую рукоять вакидзаси. Чьи-то ноги пустились в пляс, чья-то стойка встретила удар, чей-то клинок скользнул по другому клинку, чье-то тело метнулось в сторону и вперед, чей-то рот скривился в ухмылке, и продолжение чьей-то недоброй воли впилось в полыхнувшую алым и мигом замершую грудь.
Чьи-то острые глаза, исполненные тьмы, взглянули по сторонам, ища новую жертву.
Все закончилось. Пыль осела, а вместо шума битвы стал слышен лишь слабый ветер, играющий с обожженной травой. Только стоны. Сверкали пятки убегающих. Смертоносная гармония боя вскоре превратилась в молчание.
Они победили. Люди Хэджайма отступили, Лес взял верх. Лица победителей были затуманены усталостью и кровью. На поле брани лежали поверженные враги, а их темные души исчезали в недрах земли.
– И это все?! – зарычал кто-то темный.
Короткая, жалкая стычка, ее было слишком мало, чтобы насытиться. Как посмели они прийти сюда? Как могли осквернить лес своим пламенем, своей кровью?!
Нет же, нет. Нет, смотри на них. Вот они – стоят, сами не веря в свою победу. Их миленькие ушки, их хвостики, посмотри на них, как приятно будет их отрубить! Чоп-чоп-чоп, и нет! А?
Я только-только начала развлекаться!
Кто-то темный сделал шаг вперед и занес вакидзаси над головой ханъё, что сел на колени перед телом возлюбленной, с которой они вместе сбежали под тень Моря Деревьев.
– Соль?
Перед кем-то темным стояла девчушка. Растрепанная, маленькая, босая, с белыми волосами и слишком длинной челкой. Она смотрела так спокойно, будто совсем не боялась кого-то темного, но это была большая, большая ошибка. Такую будет легко разрубить даже этим жалким коротким вакидзаси.
Горная ведьма была непоколебима, словно утес, выдерживающий бушующий поток.
Нет, пожалуйста. Это же Хона! Хона, она исцеляла нас, рассказывала сказки! Нет, не трогай ее, ты…
Кто? Я – это ты. Кто-то темный – это ты. И ты только что веселенько порубила на сашими эту человечину!
Нет. Ты – чудовище.
– Соль, девочка моя, борись!
Я не чудовище, Соль. Я – часть тебя, твоя сущность, которую ты стараешься скрыть даже от самой себя. Карп, плывущий против течения, может стать драконом [36] , а ты, рыбка моя, так долго боролась с потоком. Я – твой дракон.
Оставь меня!
Глу-пень-ка-я. Я никогда тебя не брошу. А ты никуда от меня не денешься. Я буду ждать в твоих глубинах, как тень, пока не придет время.
36
«Карп,
Мои ноги подкосились. Из дрожащей руки выпал клинок, теплый от чужой крови. Что это… Что со мной?!
Странно, но из горла вырвался смех, и я уже не могла понять, чей он – мой или… мой?
Ямауба присела рядом на корточки и взяла мое лицо в ладони. Она выглядела очень грустной и обеспокоенной.
– Пошли отсюда. Нам надо уходить.
– Н-нет… Джуро… Как Джуро?..
Ямауба махнула головой, накрыла мои глаза ладонью, но я дернулась, сбрасывая ее руку. Что это значит?! Он ранен?!
Лес продолжал гореть. Над нашими головами прозвучал раскат грома, и резко, шумно, всей своей тяжестью обрушился ливень, выглядело это так, будто тучи не смогли сдержать эту мощь, будто кто-то дернул за веревочку, переворачивая наполненное ведро, что не было способно опустеть.
Потом я думала: надо было согласиться и уйти. Но я кинулась вперед на непослушных ногах. Мой разум рисовал страшные картины: Джуро, чья грудь пронзена стрелами. Джуро, чье запрокинутое лицо бледно и ничего не выражает. Его глаза, в которых навек потух потусторонний огонь, и их, раскрытые, заливает дождь…
Я споткнулась и вначале даже не поняла, что вижу. Я увидела Каори, стоящую на коленях и человека, солдата провинции Ворон, что лежал перед ней. Рядом был Джуро в своей форме ханъё, и он… светился изнутри, и теперь сам был пламенем. Янтарным огнем горела его кожа, и я шарахнулась в сторону, когда он поднял на меня глаза, потому что это были глаза ками, глаза бога – или глаза ёкая, страшного лесного демона, которым впору пугать детишек. Кажется, он не узнал меня. Ничего человеческого не было в его взгляде, только огонь. Рот его был в крови. Одна рука была опущена в разверзнутый живот человека, а во второй руке был зажат кусок темной блестящей плоти, от которого Джуро с хриплым ворчанием отодрал кусок и, запрокинув голову, проглотил. Утробно рыча, к его трапезе присоединилась Каори.
Говорят, ёкаи не могут контролировать себя и обречены сходить с ума. Даже после смерти они не находят себе покоя и становятся рейки – духами, что способны лишь на месть и причинение страданий. Говорят, что за перевоплощение ёкаи платят страшную цену. Говорят даже, что ёкаи теряют не только человеческий вид, но и способность говорить.
Говорят, что они питаются человеческой энергией, потому что у них нет своей собственной, но в крайнем случае подойдет и просто человечина.
Я закричала и бросилась бежать. И я бежала, бежала и бежала, пока в расщелины и овраги собиралась дождевая вода, над головой моей скрипели, ломались и рушились ветви, небо разверзалось и плевалось молниями, а я все бежала, бежала и бежала, а потом упала и не смогла встать.
Должно быть, мне показалось. Это все страшный сон. Этого не может быть. Я просто уснула, устав от тренировки с Джуро на поляне, где отцвели гортензии, и, хотя сны мне больше никогда не снились, это не могло быть ничем другим.
Но почему тогда я не могу проснуться?..
Я открыла глаза и улыбнулась. Как хорошо. Все-таки это был сон! Не мог же Джуро в самом деле питаться человечиной, как какой-нибудь они, а потом найти меня и разглядывать как ни в чем не бывало? Конечно не мог.