Скорость, маневр, огонь
Шрифт:
До пролива мы добрались сравнительно благополучно, – рассказывал инженер Тараненко. – Стали ждать своей очереди для переправы. Весь день фашистская авиация бомбила и штурмовала скопление войск. Поэтому переправочных средств в действии было немного. Но ночью их прибыло значительно больше. Грузились в полной темноте.
– А светящихся авиабомб немцы не бросали – спросил кто-то.
– Фонари-ракеты, конечно, использовали, но для прицельного бомбометания условия были слишком сложными; над берегом и проливом повисли приподнятый туман и дымы пожарищ. Так что нам повезло. Всем удалось добраться до какой-то баржи. Она и дотянула нас до порта.
– А летать-то полк может?
– Кое-как летали с первого же дня, – ответил Осипову Терпугов. – Не хватало горючего, боеприпасов. Сейчас понемногу всего подбросили. Ничего, жить можно.
– Инженеры Гриднев и Данилин каким-то чудом сумели переправить несколько спецмашин с имуществом, в том числе один стартер.
– Ну, что же, хоть дела и плохи, а воевать за нас никто не будет, – вполне определенно высказал свою мысль командир полка. – Обстановка сложилась вдвойне трудная: за семь месяцев боев мы потеряли половину самолетов, часть из них сбита в воздушных боях или поломана при вынужденных посадках, а на керченской переправе до зарезу нужна авиация.
Посланный в станицу Гостагаевскую капитан Терпугой привез приказ генерала Нанейшвили продолжать боевые вылеты на прикрытие переправы, вести разведку, штурмовать войска противника на Керченском полуострове.
В связи с тем, что техников в полку явно недоставало, майор Осипов отдал приказ: каждому обслуживать по два самолета, летчикам тоже работать между вылетами вместе с техсоставом. Сам же тем временем поехал представиться генералу.
Но неудача наших войск на Керченском полуострове не вызвала падения боевого духа у людей.
В полку осталось еще более двадцати самолетов. Залатанные пробоины, обожженная и облупившаяся краска свидетельствовали, что летчики героически дрались с фашистами и, несмотря на их численное превосходство, нанесли немцам в небе и на земле значительный урон. На боевом счету полка было уже сбито в воздушных боях около тридцати фашистских самолетов.
В конце мая произошло довольно необычное событие. Наша эскадрилья вернулась из очередного боевого полета, все были в хорошем настроении: сбили «мессершмитт».
Разрулили самолеты по капонирам. Командир полка вел с летчиками разбор боевого вылета. День был тихий, солнечный, на небе ни облачка. Где-то в районе Керчинского пролива слышится артиллерийская канонада.
Вдруг подкатила грузовая машина. Глянули мы и ахнули: шестнадцать девушек в пилотках, в военной форме, сидели в кузове.
Из кабины грузовика вылез начштаба и лихо доложил командиру полка:
– Привез пополнение, товарищ майор. Будут, понимаете ли, работать оружейниками.
Молоденькие девчонки спорхнули с кузова и сгрудились у автомашины. Командир полка подошел к будущим оружейницам.
– Здравствуйте, товарищи!
Девушки дружно ответили на приветствие. Подошел к ним и комиссар полка Ильин, С самым серьезным видом девушки начали представляться начальству. А мы, разинув рты, стояли и удивленно смотрели на эту процедуру.
– Ну, теперь держись закоренелые холостяки, – толкнул локтем Алексеева Василий Панфилов.
– С девчатами веселее будет, – заметил кто-то.
– Молоденькие какие!
– Наплачемся мы с ними вдоволь.
– А среди них много симпатичных! Начальник штаба увел оружейниц устраиваться. Ушел и комиссар полка. Майор Осипов продолжал разбор.
– А теперь скажу пару слов о прибывших к нам девушках, – посмотрел на летчиков командир полка. – Вижу, кое-кто руки гютирает, у других глаза заблестели. Но я предупреждаю всех, без исключения: что-нибудь замечу – пеняйте на себя! К землянкам оружейниц не подходить. У меня все.
Вася Панфилов и Саша Алексеев приуныли.
– Полевой монастырь хотят устроить, – ворчал Панфилов.
– А может меня завтра собьют, а я хочу с ней, как с сестрой, поговорить, – горячился Алексеев.
– Ну, хорошо, пусть будет монастырь. Но почему нельзя к их землянкам подходить? – недоумевал Панфилов. – Может я хочу к мирной жизни прикоснуться чуток.
Итак, у многих из нас оружейниками оказались девушки. Ко мне в экипаж тоже попала Мария Крохина. Среднего роста, бедовая, но серьезная девушка.
Среди ее подруг-оружейниц были Чеканова, Лукина, Бабкина, Мирошниченко. Старательные девчата.
Командир эскадрильи говорил:
– У девушек мало опыта. Им надо помочь, чтобы они не числились в полку, а приносили пользу.
Работа оружейников в авиации сложная и очень ответственная. Пушки тяжелые – едва парни поднимали. Девушки оказывали друг другу помощь, но и вдвоем нести пушку тяжело. Почистят, бывало, еле донесут ее до самолета, поставят на место и принимаются за вторую. Хозяйками боя называли мы своих оружейниц.
Но в боевой обстановке не всегда бывает все гладко. Вот и у меня в экипаже случилось прямо-таки неприятность.
Взлетели двумя парами на выполнение боевой задачи и встретили четверку «мессершмиттов». Я лечу ведущим. Разворачиваюсь и иду в атаку, приблизился к «мессеру», ловлю его в прицел. Ага, есть! Нажимаю на гашетку, а пулеметы молчат. Хорошо, что фашисты боя не приняли и почему-то ушли на свою территорию.
Пришлось возвратиться не солоно хлебавши. Ну и задал же я взбучку Маше Крохиной:
– Ты понимаешь, фашист был у меня, как на блюдечке: нажми на гашетку и» мессершмитту» крышка. А пулеметы не стреляют.
– Я понимаю! – ревет Маша, – но я же этого не хотела…
– Ну, чего ты ревешь? Не получилось? Сама виновата!
А потом стало так жалко девушку, что пришлось ее успокаивать.
Прошло некоторое время, опытные ребята-оружейники вместе с инженером полка научили девчат сложному ремеслу. Маша Крохина и другие девушки стали быстро и качественно готовить оружие.
Наши наземные войска почти полностью оставили Крым. Оставшиеся люди и техника продолжали переправляться через пролив на Таманский полуостров. Авиация противника наносила мощные удары по переправе и хотя истребители не могли по-настоящему противодействовать фашистам, мы все же продолжали мешать бомбометанию, дерзко врывались в боевые порядки бомбардировщиков и сбивали их.