Скорость убегания
Шрифт:
— Спорить не буду. К тому же им кажется, что мы последовали за ними и опять хотим командовать. В конце концов, над нами стоит правительство, их же представления о политических дебатах сводятся к тому, что все усаживаются в кружок и спорят до тех пор, пока не охрипнут.
— Звучит просто божественно, — пробормотала Самый, закрывая глаза.
— Может быть, для постороннего это выглядит и так, но генерал Шаклер по-прежнему остается здесь единственным достаточно сильным правительством, против которого можно восстать. По крайней мере, так считают вольмарцы.
Нам, в свою очередь, кажется, что туземцы пытаются указать нам, как проводить колониальную политику. А этого мы не потерпим.
— Это ваше право, — пожала плечами Самми. — Мне, пожалуй, не стоит заводиться: сегодня я видела одну из самых бескровных боевых стычек, какую могла себе вообразить.
— Это уж точно, особенно если вспомнить, что здесь творилось первый год или два.
— Шла настоящая война?
Дар нахмурился:
— Привязав камень к концу палки, можно убить человека. Так оно и было на первых порах. Я видал немало проломленным черепом и тел, пронзенных копьями. Наши потери были поистине кровавыми.
— А мертвые вольмарцы выглядели предпочтительнее?
— Тогда нам казалось так, — Дар поморщился от нахлынувших воспоминаний. — Трупы вольмарцев были чисты, как клиенты морга. Лишь маленькие крохотные дырочки и никакой крови — лазер следов не оставляет.
Самми побледнела и схватила его за руку.
— Достаточно.
— Извини, — сказал Дар. — Вот уж не думал не гадал, что я такой искусный рассказчик.
— У меня чересчур богатое воображение, — Самми прислонилась к нартам. — Сколько тебе тогда было?
— Восемнадцать.
— И никто не мог придумать, как остановить бойню?
— Никто. А потом губернатором назначили Шаклера.
— И он сразу решил проблему. Заговорил всех до смерти?
Дар опешил:
— А ты откуда знаешь?
— Да я просто пошутила. Нельзя же в самом деле остановить войну словами!
Дар пожал плечами.
— Возможно, он взмахнул волшебной палочкой. Во всяком случае, ему удалось разговорить вольмарцев. Как, никто не знает, но в конце концов он склонил их к подписанию договора о нынешнем порядке ведения войны.
— А ты сильно удивишься, если открою тебе секрет? Человеку ничто человеческое не чуждо, понял?
— Временами человеки об этом забывают, — печально сказал Дар. — Что касается меня, то я верю Шаклеру, что бы он ни сказал.
— Надо понимать так, что все остальные придерживаются похожего мнения?
Дар кивнул.
— Пройдись по адресу секретаря флота, поизмывайся над исполнительным секретарем Федерата, можешь даже посмеяться над богом, но против генерала Шаклера слова не скажи.
Самми нахально улыбнулась:
— Мне кажется, что тому, кто скажет, придется несладко.
— Каких размеров «несладко» тебя устроит, чтобы стало понятно? Обычный стандарт — полметра в ширину, два в длину и три в глубину.
— Ишь ты, выступил против и загремел в могилу. Не должно быть у человека такой власти!
— Власти? Шаклер даже не приказывает! Так, просит...
— Ага, и все с ног сбиваются, кто быстрее выполнит. Отвратительно!
Дар окрысился:
— От солдата никто не требует привлекательности, солдат должен быть отвратителен, как отвратительно само понятие войны.
— Сексуальный стереотип воина должен быть привлекательным в высшей степени, — безапелляционно заявила Самми.
— Хорошо, хорошо, — усмехнулся Дар. — С другой стороны, скажи, какие чувства можно испытывать к человеку, который мало того, что спас тебе жизнь, но и сохранил твое реноме?
— Мое реноме не нуждается в сохранении.
Дар решил не ввязываться в спор:
— Послушай, Самми, войну можно остановить двумя путями: либо кто-то победит — а здесь этого не предвиделось, либо каким-то образом спасти реноме обоих противников. Шаклер избрал второй путь.
— Поверю тебе на слово, — Самми скорчила мину оскорбленной невинности. — Допустим, генерал нашел способ спустить пар, который возник в котле контакта от соприкосновения двух культур.
— Не только, — сказал Дар, — его метод дает разрядку любым внутренним побуждениям.
— Не хочешь ли сказать, что он предвидел и лечебный эффект своего нововведения?
— Обязательно. Ведь Шаклер — психиатр.
— Психиатр?
— Ну, конечно. Случайно руководство флота назначило губернатором именно того, кто больше других подходил для управления тюрьмой. Я хочу сказать, что каждого оказавшегося здесь обязательно тревожат проблемы личного плана.
— Даже если этот каждый не псих, — подхватила Самми, — то через полчаса, проведенных на этой планете, он сделается таковым. Но ведь Шаклер — мазохист.
— А кто еще способен выдержать такую работу? — Дар обозрел поле боя. — Кажется все стихло. Пошли.
Он перекинул веревку через плечо и потопал по равнине. Самми последовала за нартами:
— Не хотелось говорить, но признаюсь, что у меня мозги пошли набекрень.
Дар покосился на нее:
— Надеюсь, ты не обиделась?
— Да нет. По правде говоря, мне надо было с кем-то поделиться.
— Ага, наконец-то я дождался комплимента. А сначала у тебя сложилось не совсем верное представление о нас?
— Какой ты деликатный, — фыркнула она. — Не спеши радоваться. Я пока не могу утверждать, что ошибалась, но... э... скажем, встретила не то, что ожидала.
— Интересно, что же ты ожидала встретить?
— Отбросы общества, — отрезала она.
— В принципе, так оно и есть. Это лишь вопрос определения. Уже одно то, что ты в тюрьме, ставит тебя на самую низшую ступень положения в обществе.