Скотобойня
Шрифт:
– Напиши, - прервал я грубым тоном, - что мы знаем, кто он такой. И что лучше бы ему прийти на скотобойню вечером через два дня, а иначе мы все расскажем полиции.
Аленка хмыкнула.
– Глупо звучит. Почему мы не можем рассказать сразу?
– Потому что ты напишешь, чтобы он принес деньги.
Она вытаращилась на меня.
– Думаешь, он клюнет?
Я осторожно кивнул.
– Если это он, у нас будет два дня, чтобы разработать план. Мы заманим его на скотобойню и там убьем.
Но пока она писала сообщение и отправляла его, моя храбрость ускользала от меня, как змея от огня. Обратного пути не было – теперь не только мы
Мы ждали ответа два часа, но письмо так и осталось непрочитанным.
– Мне пора домой, - сказала Алена. – Я оставлю свою страницу открытой – на случай, если нам ответят.
Я сидел на краешке кровати, когда она поднялась со стула и подошла ко мне. Легонько провела по взъерошенным волосам. И мне вдруг захотелось прижаться к ней и разрыдаться. Мне так опостылело плакать в одинокой ночной пустоте.
Что я должен сделать, чтобы остаться с тобой навсегда? – подумалось мне.
– Ты очень хороший, - прошептала она. – Если захочешь, я сделаю это с тобой. Займусь с тобой… этим…
Я взял ее за руку и посмотрел в глаза – снизу вверх, как люди смотрят на Господа, распятого на стене собора.
– Я должна идти, - смутилась она, и я выпустил ее ладонь.
– Будь осторожна, - сказал я.
– Теперь он знает, кто мы...
***
Я проснулся посреди ночи от странного ощущения. Мне казалось, кто-то смотрел на меня, пока я спал. Но когда зажег свет - комната оказалась пуста. Щурясь, на ощупь я отыскал на прикроватном столике часы и поднес к глазам. Было три ночи. Компьютер я оставил включенным - на экране до сих пор оставалась открытой Аленина страница. Я пригляделся и заметил, что в углу монитора мерцает иконка входящих сообщений.
Стараясь не скрипеть половицами, я поднялся с кровати и подошел к столу. Мне было страшно. Меня не покидало ощущение, что за мной наблюдают – как будто монитор был зеркалом, по другую сторону которого кто-то стоял.
Я убрал руку от мыши и трусливо подумал, что нужно вернуться в постель и оставить все до утра.
– Как ты собираешься убить, если боишься просто прочитать письмо? – зло прошептал я самому себе. Вернул руку на мышку и дважды кликнул по иконке сообщения.
Отправителем была моя погибшая сестра – улыбалась с фотографии, как могут улыбаться только дети. Я был бы счастлив узнать, что в раю есть интернет, но мне стукнуло четырнадцать, и я давно разучился верить чудесам. Она умерла, но гадкая тварь, убившая ее, все никак не желала с ней расставаться: с маниакальной привязанностью фетишиста наряжалась в ее одежды и пряталась за ее фотографиями.
Это был видеофайл. Как будто убийца проверял, как далеко я отважусь зайти.
До самого конца.
Я нажал на play и увидел темную улицу, раскисшую от первого мартовского дождя, припаркованные у обочин машины, далекий свет уличного фонаря. Услышал хрип чьего-то дыхания и хлюпающие звуки шагов. Камера раскачивалась в стороны, как бывает при ходьбе, и иногда в поле моего зрения попадал край рукава оператора – как мне показалось, он был одет в резиновый плащ, какие носят рыбаки в дождливую погоду.
А потом камера повернулась в сторону темных домов и минуту не двигалась, предлагая мне любоваться странным ночным пейзажем. А после трансляция и вовсе оборвалась, и бегунок проигрывателя вернулся к началу.
– И это все? – удивился я. – Весь его ответ?
Я презрительно фыркнул и лег обратно в кровать. Погасил свет и долго лежал в тишине без сна. А когда за окнами начало светать, я вдруг понял, что это были за дома. Трехэтажные шлакоблочные постройки старой части города, которую возводили репрессированные зэки. Эти дома стояли на костях – перемолотых, сваленных в пузырящиеся, наполненные грязью ямы. Там было много памятников в аллеях – бетонные, грубые, они не давали забыть, кто их ставил – валящиеся с ног люди, тощие и изможденные, с лицами высушенных вобл.
Я подскочил с кровати и метнулся к монитору, чтобы убедиться в своей правоте. Если все было так, значит, убийца направлялся в сторону Алениного дома!
Я попытался заново загрузить файл, но он был удален пользователем. Зато в углу мерцало оповещение о новых сообщениях. Дрожащей рукой я кое-как направил на них стрелку мыши и щелкнул левой кнопкой.
В первом сообщении был текст:
«Ты думаешь, я просто играю?»
А во втором был еще один видеофайл. И вот теперь мне стало по-настоящему страшно. Еще до того, как его открыть, я знал, что увижу: Аленину комнату и ее, безмятежно спящую в кровати. От нее исходило странное зеленое свечение – но почти сразу я понял, что камера стоит в режиме ночного видения. Ночь была лунной, и вокруг Алены собрались тени - много недвижимых, мертвых фигур. Но только одна привлекла мое внимание. Она стояла в изголовье кровати, похожая на наброшенный на плечики плащ, но вдруг сдвинулась с места, и я зажал рот рукой, чтобы не закричать. Видео оборвалось, и я схватил мобильник. Судорожно отыскал Аленин номер в списках контактов, не прекращая думать о том, сколько времени упустил, лежа в кровати. За это время он мог сделать все, что угодно!
Гудки тянулись ужасно долго, но она не отвечала. Я ждал и ждал, пока нас не разъединили.
За окнами окончательно рассвело, и я бросился из дому – странный лохматый зверь, в панике бегущий в расставленные сети. Я накинул куртку и нацепил ботинки, и, только пробежав квартал по безлюдным скользким улицам, понял, что бегу в пижамных штанах. Широкие, со спайдерменом на заднице, они развевались и хлопали на ветру. Пару раз я поскальзывался и падал коленями в снег, отчего штаны намокли и отяжелели, и мне постоянно приходилось их поддерживать. Редкие прохожие таращились на меня, как на сумасшедшего – и мне отчего-то подумалось, что я кажусь им ненастоящим, мальчиком из фильма, бежавшим по экрану кинотеатра и вдруг выбежавшим за его пределы.
У Алениного дома было пусто – ни толпы жадных до крови зевак, ни карет скорой помощи, ни полицейских. Подъездная дверь была старой, открывавшейся длинным ключом. Я подобрал кусок проволоки и сунул в замочную скважину так сильно, что дверь поддалась. Я взметнулся по лестнице на второй этаж и забарабанил по Алениной двери кулаками. Было восемь утра, и, когда дверь открыл ее напуганный отец, я долго не мог вымолвить ни слова. К дверям уже подошла Аленина мать, а я все никак не мог отдышаться, заикался и молотил себя по груди.
– Вызови скорую, - услышал я шепот женщины и яростно замотал головой.
– Алена, – сказал я, - Алену похитили!
– Что он такое говорит? – спросил мужчина, и я попытался прорваться в их квартиру. Он схватил меня за плечи и шваркнул об стену так, что я ударился головой.
Аленина мать бросилась в комнату дочери и вернулась через минуту белее мела. Она закрыла лицо руками и прошептала мужу:
– Убери его, пожалуйста. Убери этого щенка…
Я попытался вырваться из сильных рук, но они прижали меня сильней.