Скрип на лестнице
Шрифт:
Потом она включила телевизор, чтобы перебить царящее в доме гнетущее молчание. После этого пошла в гардеробную, расположенную внутри спальни, пробежала указательным пальцем по рядам висящих платьев и остановила свой выбор на красной ночной рубашке, подол и ворот которой были отделаны черным кружевом. Также она выбрала черный шелковый халат и повесила его вместе с ночной рубашкой на крючок в ванной. Пока ванна наполнялась, она рассматривала себя в зеркало. За последние лет десять ее лицо мало изменилось. У нее по-прежнему были красивые глаза, хотя морщины вокруг них с годами стали глубже. Они были не особенно заметными – тоненькие морщинки в уголках глаз. Верхняя губа по-прежнему немного
Она скрутила волосы в узелок и заколола заколкой. Затем осторожно погрузила пальцы ног в горячую пенящуюся воду. Закрыла глаза и попыталась не думать о том, как она одинока в этом огромном доме. Порой ей казалось, что сейчас кто-то войдет, вытащит ее из воды и будет крепко держать. Она представляла себе такие события и чувствовала, как в теле напрягается каждый нерв. Порой ей становилось так страшно, что она начинала ходить по всему дому и проверять, точно ли двери заперты, а окна закрыты. Ей не хотелось думать, что замки и запоры создают лишь иллюзию безопасности. Если кому-то захочется вломиться в дом, разбить окно будет проще простого. И, кроме нее, звон разбиваемого стекла никто не услышит. До соседних домов звук не долетит.
Через некоторое время она услышала, как в замке на двери поворачивается ключ. Шаги. Когда она открыла глаза, перед ней стоял Бьяртни. Он нагнулся и взасос поцеловал ее. Она обняла его за шею и подтянула к себе. Затем мягко отстранила его и стала разглядывать его лицо. Он был по-прежнему так же красив, как в школьные годы. То же мальчишеское выражение, те же невинные глаза.
– У меня для тебя сюрприз, – сказала она, указывая в сторону раковины.
Он взял белый пластмассовый футляр со столика возле раковины. На нем было окошко, а в нем – две синие полоски.
– Это значит, что… – Он осекся и посмотрел на нее.
На ее губах появилась тонкая улыбка, и она спокойно кивнула. Эти две синие полоски все изменят. Она уже слышала, как по дому разносится детский смех.
В прогулке по кладбищу среди могил было что-то удивительно умиротворяющее. На улице стоял серый туман, воздух напитан влагой, полный штиль. Кладбище было далеко от Акранесской церкви, чуть ли не на другом конце города, но возле него возвышалась светло-коричневая колокольня. Ее шпиль был устремлен прямо в небеса, из четырех скатов крыши выдавались треугольные окна. Чуть пониже каждого окна были три окошка поменьше с белыми мансардами. На двух стенах колокольни в кладке были прорезаны вертикальные желоба, и в детстве Эльма могла втиснуться в них. Колокольня находилась в верхней части кладбища, где на в основном голых пятачках пространства возвышались отдельные деревья. В той части кладбища, где стояла колокольня, надгробные камни уже начали ветшать, и даты на них были давние. Из-за дождей и ветров на многих из них стало трудно прочитать имена. Надгробия были настолько старыми, что, наверно, и ближайшие родственники покойных тоже давно умерли, так что за могилами никто не ухаживал.
– Надо бы почаще так делать, – вздохнула Адальхейдюр рядом с ней. Она была одета в белый дождевик и черную шапочку, на которой спереди были буквы: «СОА» – Спортивное общество Акранеса. Эльма никогда не увлекалась футболом, как ее родители. А они все еще ходили смотреть все местные матчи, надев желтые шарфы и черные шапочки, хотя золотой век местной команды уже давно миновал
– Да, от этого в голове чище становится, – улыбнулась ей Эльма. Вообще-то она хотела прийти сюда одна и посмотреть конкретное место, но стоило ей открыть входную дверь, как она столкнулась на лестнице со своей матерью – и предложила прогуляться вместе с ней.
– Как продвигается твое расследование? – спросила Адальхейдюр, запыхавшись. До кладбища они шли быстрым шагом.
– Да почти не продвигается, – ответила Эльма. Из-за отсутствия прогресса в расследовании ее мысли стали напоминать заезженную пластинку. Она снова и снова прокручивала в уме дни и те же детали, но все никак не могла понять их.
– Странно, что ее никто не объявил в розыск раньше. Эта женщина была с особенностями? У нее с головой было не в порядке?
– Насколько нам известно, нет. Она по профессии пилот. И должна была быть в рейсе, а, оказывается, позвонила и сказала, что заболела.
– Правда? – переспросила Адальхейдюр. – А может, убийца – муж? К сожалению, тех, кто поднимает руку на жену, немало. Слышала, что натворил Тоумас Бьяртнасон? Хотя о чем это я, конечно же слышала. Он из своей девушки вообще отбивную сделал! Как, по-твоему, это нормально?
Эльма помотала головой. Конечно, о том происшествии весь город слышал, для нее это не было неожиданностью.
– Но этого и следовало ожидать, – продолжала Адальхейдюр. – С таким народом просто беда. По-моему, этот Тоумас уже по крайней мере три семьи выжил из дома. Рядом с ним просто жить невозможно! И грязь, и неадекватность. И почему это Хендрик до сих пор ничего не сделал!
– Хендрик? А почему он должен что-то делать?
– Ну, он же его брат. А ты не знала? Конечно, они вместе владеют фирмой, ну, этой, по продаже недвижимости. Хотя я сомневаюсь, что Тоумас вообще доходит до управления, по крайней мере, прямым образом. Он только арендную плату взимал – совершенно диким способом.
– Я не знала. Не помню, чтобы вообще видела этого Тоумаса, – ответила Эльма и вспомнила про Аусдис – девушку, которую видела несколько дней назад у ее бабушки. Но она не стала рассказывать про это матери: она приучила себя как можно меньше говорить о работе, чтобы не нарушать конфиденциальности, принятой на службе.
– Когда ты его увидишь, ты его вспомнишь. Он очень похож на брата, – сказала Адальхейдюр. Эльма рассеянно кивнула. Она нашла то самое место. Вот она – могила, где лежит брат Элисабет. Простой поиск подтвердил слова Хёрда. Когда отец Элисабет погиб, ее мать была беременна и несколько месяцев спустя родила мальчика, – но он долго не прожил. Эльма нашла данные об этой могиле на сайте кладбища. Мальчика назвали Артнар Артнарсон, и прожил он всего две недели.
– Это всегда грустно, – сказала ей мать. – Но, к счастью, в наши дни внезапная младенческая смертность – редкое явление.
Эльма не ответила. Она наклонилась и подняла маленький черный фонарик, приставленный вплотную к белому кресту. Похоже, он был новым: стекло еще прозрачно и чисто.
– Он прожил всего две недели, – сказала она будто сама себе.
– Это кто-то, кого ты знаешь? – спросила Адальхейдюр.
Эльма помотала головой и встала. Они пошли в сторону грунтовой дороги, проходившей за кладбищем. Там до сих пор стоял старый желтый домик пастора – первый в Исландии жилой дом из бетона. А рядом с ним стоял красный домик – старейший деревянный дом в Акранесе. Его прозвали стеклянным дворцом, потому что в окнах было необыкновенно много стекол. Называть такой крошечный домишко дворцом было немного иронично – но он был красив. Они пошли в сторону поля для гольфа, а потом свернули к Йёрундархольту.