Скрип на лестнице
Шрифт:
– Она пришла одна?
– Да, только она одна, и все. Сначала я ее из окна увидела. Надо признаться, это было очень странно, – рассмеялась Грьета. – Я вышла из душа и вижу из окна: она стоит позади дома, в этих зарослях у моря, и смотрит прямо перед собой. А когда я вышла и поздоровалась с ней, она смутилась и сказала: «Извините». Но когда она объяснила, что делает, я ее очень хорошо поняла. Люди порой сильно привязываются к дому детства. Вот я выросла в Хапнарфьёрде в голубом доме и порой делаю крюк, только чтобы поздороваться с ним.
– А что она говорила? – поспешила спросить Эльма, пока Грьета не пустилась в дальнейшие рассказы о доме своего детства. Разговоры ей явно были не в тягость.
– Ну, не особенно много. Сказала, что жила здесь с матерью,
Сама Эльма почти не верила ни в «атмосферу», ни в ауру домов, но кивнула в ответ:
– А можно мне посмотреть чердак?
Грьета пожала плечами:
– Да, правда, там ничего нет, кроме вещей моего Ноуи. С тех пор как мы въехали, он палец о палец не ударил. Ничего не распаковал, кроме своего игрового компьютера. – Она закатила глаза. – Ноуи! – крикнула она так внезапно, что Эльма вздрогнула. Она посмотрела на лестницу, ведущую на чердак. Вскоре наверху лестницы показался долговязый подросток, одетый в узкие джинсы и широкую толстовку до колен. Когда мать нетерпеливо велела ему подойти, он спустился медленным шагом.
– Ноуи, это Эльма. Она работает в полиции и хочет немного взглянуть на твою комнату, – сказал Грьета, положив руку ему на плечо. Ноуи смотрел то на мать, то на Эльму. Он открыл рот, словно хотел возразить, но в итоге удовольствовался тем, что издал стон и тяжело опустился на диван.
Грьета поднялась по лестнице, жестом пригласив Эльму за собой: «Это такой старый дом, тут все такое тесное, но в этом-то как раз и кроется очарование», – сказала она, когда они поднялись.
Эльма осмотрелась вокруг. Она и сама толком не знала, что делает здесь или что собирается искать. На полу комнаты был старый паркет, а под скатом крыши длинный шкаф. Всюду в комнате стояли коробки. На другом конце помещалась кровать, а напротив нее поставлен стол с телевизором и игровым компьютером. На потрепанном одеяле лежали пульты управления. А на прикроватном столике стоял стакан с небольшим количеством газировки на донышке. Грьета дотянулась до окна в крыше и приоткрыла его.
– Ну и воняет же тут! – вздохнула она. – Из этого шкафа выйдет отличная кладовка, но класть туда одежду Ноуи я ни за что не буду, – продолжила Грьета, открыв шкаф под скатом крыши. – Только посмотрите, какая там грязь. Я там еще не мыла.
– Можно заглянуть? – спросила Эльма.
Грьета пожала плечами:
– Да там ничего нет. Во всяком случае, я так надеюсь. Но я бы не удивилась, если б наткнулась там на дохлых крыс или еще что-нибудь похуже.
Эльма посветила в шкаф маленьким фонариком, закрепленным на брелоке. Чтобы как следует все рассмотреть, ей пришлось нагибаться. Шкаф был низким и сужался вглубь. Стены внутри были грязные, замызганные. Пол покрыт тонким слоем пыли, и когда пыль взвихрилась, Эльма с трудом сдержалась, чтобы не чихнуть. Но в темном шкафу не было ничего. Нигде не таилось ни дохлой крысы, ни чего-либо, что могло остаться от прежних владельцев. Она уже стала закрывать шкаф, как увидела на его дверце следы. Она погладила шероховатую древесину.
– Да, я это тоже заметила, – сказала Грьета. – Наверно,
Эльма кивнула. Изнутри дверцу шкафа покрывали неравномерные царапины. Кружочки, палочки и что-то, напоминающее картинку или буквы. Поэтому Эльма считала, что эти следы не могли оставить звери. В некоторых местах на дверце как будто были потеки жидкости. Царапины были неглубокие, а темные потеки хорошо заметны на светлой древесине.
– Как вы думаете, что это? – Грьета наклонилась к ней.
– Ничего особенного, – сказала Эльма, вставая. Она отряхнула пыль с брюк и улыбнулась Грьете. – Скорее всего, тут была просто детская комната.
– Значит, это что-то старое. У пары, которая жила тут до нас, детей не было.
– Да, наверное, что-то старое, – согласилась Эльма. И вдруг ей стало дурно. Видимо, причиной была духота в комнате, но ей захотелось как можно скорее убраться отсюда.
Хендрик решил, что встретятся они в его офисе. Это как-то лучше соответствовало поводу. Как всегда, брат заставлял себя ждать. Хендрик откинулся на спинку стула и стал ждать. Он был терпелив.
Ему казалось, он всегда должен защищать младшего брата. С самого детства во всякие неприятности влипал всегда именно Тоумас. Он вечно нарывался на драки и скандалы, ему лучше всего бывало в гуще сражения. А когда Тоумас настраивал против себя всех, выручать его должен был Хендрик. С Хендриком все хотели дружить, все его уважали, и Тоумасу это было на руку. Если бы не Хендрик, детство у Тоумаса было бы ужасно трудное.
Их отец был датчанином. В Исландию он уехал, когда познакомился с их матерью, учившейся в Дании в высшей народной школе. Они осели в Акранесе, но, когда Хендрику было десять лет, отец вернулся в Данию, нашел себе жену-датчанку и завел с ней троих детей. После этого он ни разу не навестил братьев. Тоумасу тогда было всего шесть лет, и Хендрик был уверен, что уход отца повлиял на Тоумаса сильнее, чем на него самого. Хендрик всегда был любимчиком матери, а Тоумас был схож с отцом. Они с ним хорошо понимали друг друга. Мать не особенно удивилась, когда отец исчез. Таким уж он был человеком: думал только о себе и действовал очертя голову, – и Тоумас стал таким же. Мать порой глядела на Тоумаса усталым взглядом и говорила, что отец как будто и не уходил: Тоумас – просто его живая копия.
И все же Хендрик не был уверен, что во всех пороках брата виноват только отец. Сколько Хендрик его помнил, брат всегда был таким: непоседливым, буйным, без царя в голове, – и отнюдь не отец воспитал в нем все это. Наверное, если б его детство пришлось на наши дни, у него диагностировали бы какое-нибудь расстройство, но тогда это называлось просто «непослушание». И нельзя было бесконечно закрывать глаза на поведение Тоумаса: из детских шалостей выросли гораздо более серьезные проступки.
Хендрику не нравилось, о чем в последние дни говорили в городе. Казалось, о том, как Тоумас поступил с девушкой, слышали все. Хендрик в жизни многое простил своему брату. Он даже закрывал глаза на его методы взимания арендной платы за квартиры, бывшие в их собственности. Ведь таким образом у женщин-квартиросъемщиц появлялась возможность не платить за жилье, а потратить деньги на что-нибудь более полезное. И все же его грызла совесть, и в конце концов он пресек это. Ведь тогда об этом уже стали поговаривать. Правда, те слухи так и не подтвердились – но сейчас было другое. Побои у девушки были хорошо заметны.
– Здравствуй. – Тоумас вошел в офис – как обычно, без стука.
Хендрик не ответил, просто кивнул головой, приглашая его сесть.
– Ну, в чем дело? – спросил Тоумас и посмотрел на него. Он был в неглаженой рубашке и небритый. Хендрик почувствовал запах пота через стол. Когда-то Тоумас активно участвовал в ведении дел фирмы. Одно время он каждый день ходил на работу, опрятно выглядел, был деятельным совладельцем. Но это было давно и закончилось скверно. В трудный час Тоумаса на месте не оказалось. Он просто исчез, и Хендрику казалось, что по-настоящему он так и не вернулся.