Скрипач
Шрифт:
Наслаждаясь шумом, который показался бы любому приезжему просто сочетанием безобразных шорохов и свистов, Ганс медленно шел к городскому рынку, где в одной из лавок пекарь продавал самый душистый и вкусный хлеб, который когда-либо приходилось есть юноше.
Ноги сами вели его в нужном направлении, поэтому Ганс наслаждался одному ему понятной красотой провинциального города.
Купив хлеба, юноша отправился к театру, чтобы узнать, какие представления планировались на ближайшее время и приобрести билеты.
Встав напротив
пришедшей из «Буфф-Паризьен», и невольно поморщился от неожиданного напоминания о неприятных мыслях. Решив проснуться пораньше и приобрести билет, юноша отправился обратно на чердак, где отужинал и лег спать на холодный деревянный пол.
====== Глава 16. ======
Проснувшись с первыми лучами солнца, Ганс сладко потянулся и собирался было идти за билетами, как вдруг вспомнил…
У него не было денег. Ганс покопался в карманах, собирая последние гроши, но на билет все равно не хватало.
Молодой человек прекрасно знал, что на дне его дорожного мешка была припрятана крупная сумма, которую он прихватил из Парижа, но не хотел ни за что прикасаться к этим деньгам, считая их грязными, незаслуженными, полученными порочным путем. Вздохнув, Ганс ещё раз пересчитал копейки и, убедившись, что на билет не хватает, решил поиграть некоторое время на улице – авось повезет…
Но день выдался как назло неудачным. Простояв более трех часов со скрипкой, исполняя свои самые трогательные, самые виртуозные произведения, Ганс все равно не получил нужную сумму.
Стрелка часов уже перевалила за полдень, а юноша все ещё надеялся собрать деньги, играя на площади. Народу было очень мало – все как будто разом куда-то уехали. Отыграв ещё четверть часа, Ганс все же решил не ждать более. Он собрался, вернулся на чердак, забрал «порочные» деньги, после чего отправился к цирюльнику, затем приобрел себе подобающий для похода в театр костюм, переоделся и отправился за билетом.
Вся эта беготня заняла около двух часов. Юноша боялся опоздать и не найти билетов в продаже. Подойдя к зданию театра, Ганс встал рядом с окошком билетной кассы за пожилой дамой в черном бархатном платье.
– Что для вас? – раздался голос из маленького окошка.
– Мне бы хотелось два билета на «Женевьеву», – сказала женщина.
– Извините, остался только один, – ответили ей.
Ганс молниеносно схватился за бумагу и угольный карандаш. Приложив листок к стене, юноша быстрыми жестами что-то нацарапал и, обойдя даму, поклонился в знак почтения и протянул ей листок.
Она, удивившись, пробежала глазами по неровным строкам и, взглянув на юношу, сказала:
– Вам действительно так нужен этот билет?
Ганс пару раз утвердительно кивнул.
– Ну что ж… Пожалуйте, – фыркнула дама.
Ганс ещё раз почтительно поклонился
– На «Женевьеву»? – послышался голос.
Ганс кивнул и протянул деньги. Только взяв в руки хрустящую бумажку, на которой крупными буквами было написано: «оперетта «Женевьева Брабантская», начало в 18:00» юноша почувствовал действительную радость. В тот момент ему казалось, что посещение этой оперетты, которую он неимоверно любил (хотя с сюжетом оной он даже не был знаком), есть самое счастливое событие жизни.
До начала представления оставалось ещё около трех часов. Ганс не знал, куда себя пристроить. Ему не терпелось снова увидеть тех людей, с которыми он работал, вновь услышать их голоса… Особенно он желал встретиться с Тессой. Ганс понимал, что это была та юношеская влюбленность, через которую прошел каждый, и которая забудется спустя несколько лет… Но что-то трепетало в сердце в ожидании этой встречи.
Не зная, куда бы пойти, юноша направился в беспорядочно заросший дикой акацией парк рядом с театром. Припомнив, как он пробирался сквозь эти колючие ветви, открывал дверь, спускался по лестнице и оказывался в своей подвальной каморке, Ганс на минутку задумался, после чего отодвинул пару ветвей и стал пробираться сквозь кустарник.
За несколько лет проторенная здесь тропинка заросла, но все же не полностью. Юноша отодвинул в сторону ещё несколько ветвей и через несколько шагов оказался у двери. Здесь все так же пахло сыростью и плесенью, но дверь теперь была плотно закрыта. С силой подергав за ручку, Ганс все же отворил дверь и оказался внутри театра.
Юноша тут же заметил перемены. Оказавшись на лестнице, он заглянул в боковой проход, ведущий за кулисы театра. Дверной проем был крест на крест заколочен досками и завешен тяжелой занавеской. Пройдя пару шагов и стараясь оставаться
Два голоса – мужской и женский, послышались за занавеской. Шаги приближались и вдруг замерли.
– Мы договаривались, что сегодня последнее выступление, – сказал женский голос, показавшийся Гансу очень знакомым.
– Прошу вас, ещё одна неделя… И все, – сказал мужской голос.
– Вы понимаете… – сказал слегка хриплый женский голос, – мне тяжело. Мне очень тяжело. Я теряю голос, я не могу больше петь…
– Последняя неделя. После я вас отпущу и больше никогда не потревожу, – послышался мужской голос.
– Хорошо, я согласна, – ответил женский.
Далее до слуха Ганса донеслись стремительные шаги по направлению к холлу и щелчок открываемой двери.
Юноша узнал эти голоса. Женский принадлежал Тересе Айхенвальд, а мужской – директору театра. Подождав, пока шаги в отдалении затихнут, юноша вновь отодвинул занавеску и выглянул в коридор. Драпировка на одной из дверей слегка качалась. Через несколько секунд юноша услышал прерывистый кашель, а затем тот же женский голос начал распевку.