Скрипач

Aston_Martin

Ганс хотел было подойти к ней, но Вертер осторожно выпроводил его из комнаты, объяснив, что девушка ещё окончательно не пришла в себя, и что ей нужен покой.

Сдавшись на уверения доктора, Ганс ушел в гостиную. Ломая пальцы в ожидании Вернера, Ганс время от времени поглядывал то в окно, то на образ богоматери над камином.

Начинало светать, когда доктор, наконец, спустился вниз, держа в руках свой маленький чемоданчик с лекарствами. Не дожидаясь вопроса юноши, Вернер сказал:

– Кризис миновал. Теперь она спит. Больная пережила за сегодня настоящее потрясение, и теперь

я не могу сказать точно, какой ход примет болезнь дальше… Но сейчас госпоже Айхенвальд нужен покой и хороший отдых. Как только она проснется, я смогу сказать, что будет дальше…

Ганс не совсем понимал, какой смысл вкладывал доктор в слово «кризис», а также, почему нельзя было пойти к Тересе в комнату и провести там остаток ночи, следя за тем, чтобы девушке вдруг не стало хуже.

В любом случае спорить с Вернером Ганс не стал. Немного успокоившись тем, что кризис все-таки миновал, юноша присел на диван и, прислонившись к спинке, задремал.

====== Глава 23. ======

Проснувшись, Ганс обнаружил, что уже далеко за полдень. Увидев в комнате Вернера, копошащегося со своим оборудованием, Ганс поприветствовал его и поинтересовался, как здоровье Тересы. Узнав, что у девушки появились признаки сильной простуды и поднялся жар, Ганс подскочил, как ужаленный и, бросив доктору укор за то, что не разбудил, собирался было подняться наверх, но Вернер остановил его.

– Ганс, я должен вам сказать… – начал Вернер, но потом замолчал на минуту, – тут дело не в простуде. Болезнь перешла на последнюю стадию. Лечение не помогло. Сейчас пытаться что-то сделать бесполезно, теперь ей уже ничто не поможет…

Ганс непонимающе уставился на доктора.

– Я больше ничем не смогу помочь… – продолжил Вернер, – А вы… Лучшее, что вы можете сделать для неё – не дать скучать и унывать в последние дни. Я думаю, мне лучше от вас переехать, ведь я здесь больше не нужен… А сейчас… идите к ней, но ничего не говорите о нашем с вами разговоре.

Вернер пожал Гансу руку.

– Берегите себя.

С этими словами доктор взял уложенные с утра чемоданы и направился к выходу. Надев плащ, он обернулся.

– Если нужна будет моя помощь, вы можете найти меня по старому адресу. Я пробуду здесь ещё с две недели, после чего отправлюсь обратно в Берлин. Удачи вам. Прощайте!

С этими словами Вернер скрылся за входной дверью. Ганс простоял ещё некоторое время на одном месте, будто бы пригвожденный к полу словами доктора. С уходом этого человека тот маленький, уютный мирок, в котором жил Ганс последние дни, будто бы треснул, превратившись в сломанную маску, скрывавшую до сей поры действительность. Как только Вернер перешагнул порог и захлопнул за собой дверь, из дома ушла надежда, оставив юношу одного наедине с грядущим ужасом. С этих пор в доме воцарилась тишина.

Оставшись один, Ганс сначала хотел сорваться с места и бежать за уходящим доктором, но потом передумал. Юноше казалось, будто Вернер сбежал, подобно крысе, с тонущего корабля, но через минуту он уже не осуждал доктора. Единственным правильным для Вернера выходом было уйти прочь, оставив молодых людей вместе со своим горем, которое они должны были пережить только вдвоем. В первый

раз Ганс подумал о Тессе. По-настоящему. И понял, что с каждым днем девушка отдалялась от него.

Со времени того поцелуя на кухне, Тесса всегда была сдержанной и даже немного холодной, оставаясь наедине с Гансом. Её постоянное «вы», наигранное веселье… В этот момент юноша, наконец, понял, что все это время оставался для неё чужим и страшным человеком.

Оглянувшись на дверь, Ганс поднялся по ступенькам и постучал в дверь комнаты девушки. Не дождавшись ответа, Ганс вошел внутрь и, взяв стул, присел рядом с её кроватью. Тесса смотрела на него полузакрытыми глазами с выражением полного безразличия.

«Как вы себя чувствуете?», – спросил Ганс.

Девушка с трудом сосредоточила глаза на бумаге и прочитала.

– Спасибо, уже лучше, – улыбнулась она.

«Мне нужно с вами серьезно поговорить, Тесса», – написал Ганс.

Прочитав очередную реплику, девушка слегка повернула голову в сторону Ганса и, пытаясь смотреть ему в глаза, ответила:

– Говорите, Ганс, я внимательно вас выслушаю.

«Тесса… – начал Ганс и остановился на секунду, потом резко вздохнув, продолжил, – Тесса, я люблю вас! Вы можете сделать меня самым счастливым человеком в этом мире. Тесса, будьте моей женой».

Написав это, юноша устремил все внимание на девушку, неверной рукой держащую листок бумаги. Она медленно прошлась глазами по строчкам и, опустив листок, посмотрела на юношу. Он ждал незамедлительного ответа.

– Да, – шепотом сказала она.

Ганс удивленно поднял брови.

– Да, – улыбнулась Тесса.

Юноша удивленно смотрел на неё. И что же дальше? Ганс даже в мыслях не допускал подобного исхода сложившейся ситуации. Он не знал, что следует говорить или делать…

Но тут же, перестав думать и рассуждать, Ганс отдался во власть своих чувств и эмоций. Приподнявшись со стула, юноша наклонился, приблизившись к девушке. Она подалась навстречу, обвив его шею тонкими руками. Не найдя опоры, Ганс слегка качнулся вперед, чем вызвал тихий смешок девушки, который тут же заглушил, коснувшись губами её губ.

От её нежных прикосновений по всему телу пробегала волнами мелкая дрожь. Ганс, слегка прикасаясь к подбородку девушки, приподнимал её лицо и снова целовал горящие губы, щеки, шею… А Тесса, все сильнее обнимая его, смеялась и плакала от счастья.

Наконец, вернувшись на стул, Ганс взял в руки бумагу и, поглядев на Тессу, осторожно смахнул пальцами слезу, катившуюся по её смеющемуся лицу. «Если вы не против, то я приглашу священника домой. Надеюсь, он согласится и обручит нас здесь», – написал Ганс.

– Конечно, я не против. Ведь теперь вы хозяин в этом доме, – улыбнулась Тесса.

«Тогда я пойду?» – спросил Ганс.

Тесса, прикрыв глаза, кивнула. Ганс, встав со стула, ещё раз склонился к кровати и крепко поцеловал девушку, на что Тесса улыбнулась.

Попрощавшись, Ганс бегом слетел по ступенькам и, накинув плащ, вышел на улицу. Дождь прекратился, и теперь на улице пахло свежестью и сыростью. Ганс почти бегом, перепрыгивая через образовавшиеся на тротуаре лужицы, бежал к единственному в городе храму.