Скрипка Страдивари, или Возвращение Сивого Мерина
Шрифт:
Он нажал кнопку вызова охранника, сказал вошедшему милиционеру:
— Уведите арестованного.
Заботкина-старшего арестовали в тот же день: знакомый Труссу официант Анатолий не преминул воспользоваться обещанием высокопоставленного тезки вознести его по служебной лестнице — вовремя сообщил о вылете рейса Париж — Москва.
В международном аэропорту Шереметьево прямо у выхода из зала получения багажа Аркадия Семеновича встретил человек средних лет, предъявил удостоверение работника МУРа и предложил помочь с транспортом для проследования на улицу Петровка, дом 38.
— Как
— Это дом, который находится как раз напротив сада Эрмитаж, — не ударил в грязь лицом человек средних лет, — да вы и сами увидите. Там сейчас театр с тем же названием.
— Напротив, вы говорите? Чуть наискосок, что ли? По диагонали? — не унимался пассажир, продвигаясь вслед за Труссом к выходу. — Уж не московский ли это, не приведи, господи, уголовный розыск, не к ночи будет помянут?
— Трудно сказать. До революции на этом месте находилось здание Почтамта, после войны городские власти его сломали, перестроили и приспособили под свои нужды. Нужд после войны у городских властей было множество, поэтому, должно быть, здание и получилось таким безразмерным. И поскольку до настоящего времени у городских властей этих самых «нужд», увы, не убавилось, то и красуется оно в таком виде по сей день, пугает обывателя масштабами. Да у нас, Аркадий Семенович, с вами, думаю, еще будет время побеседовать на тему послевоенного градостроительства.
— Ах вот даже как? — Заботкин-старший остановился, вынуждая следователя МУРа сделать то же самое. — Вы и имя мое знаете?
Трусс развел руки в стороны и укоризненно на него глянул.
— Ну а как же иначе, Аркадий Семенович, чай, не голыми руками мышей ловим. Мы о вас много еще чего знаем интересного. А чего не знаем — вы нам теперь и расскажете. Пойдемте, пойдемте, не задерживайтесь, утомились небось в дороге-то? Вот наша машина, садитесь, отдыхайте.
Он указал на черную «Волгу», припаркованную под знаком «Остановка запрещена».
…Допрос поначалу проходил дружески, его, собственно, и допросом-то назвать было трудно — так, неспешная беседа двух давно и хорошо знакомых мужчин, озабоченных общими проблемами.
Тональность разговора задал Трусс. Он поинтересовался парижской погодой, настроением футбольных фанатов в связи с последним скандальным поражением национальной сборной, немножко похвалил президента Николя Саркази за ясность позиции по вопросу нефтяной перебранки Украины с Россией и немножко поругал его за легкомысленное отношение к супружеской верности.
— Меня это, знаете, прямо как-то резануло: что это за манера — не позволить жене хоть недолго побыть в роли первой леди. Не по-французски как-то. Не находите?
Заботкин пожал плечами:
— Я с ним не обсуждал эту тему.
— И напрасно. — В голосе Трусса прозвучал откровенный упрек. — Я бы на вашем месте не преминул воспользоваться неэтичной ситуацией в общих интересах стран нашего Содружества.
Они снисходительно улыбнулись друг другу: Заботкин таким образом прощал следователю его натужную шутку, Трусс же, в свою очередь, сожалел о неумении собеседника радоваться очевидным успехам товарищей.
— Ладно, оставим семейные отношения
— И не говорите, — легко откликнулся Заботкин, — совсем зашлись в своей демократии. Теперь хоть и не летай к ним.
— Кстати, я слышал, вы довольно часто навещаете этот сказочный город. И что, неужели всякий раз приходится изнурять себя визовыми сложностями?
— Вы знаете, нет: у меня там брат живет, так что, действительно, летать приходится часто, но я кое-как приспособился.
— Эх, знать бы это волшебное «кое-как», — мечтательно закатил глаза Трусс. — Это ведь как в моем любимом преферансе: «Знать прикуп — можно не работать».
Заботкин рассмеялся:
— Дорогой Анатолий Борисович… Я не слишком фамильярен?
Майор разрешающе воздел перед собой обе руки, и он продолжил:
— Дорогой Анатолий Борисович, я давно живу на этом свете и любые намеки научился понимать с полуслова. Ценю вашу осведомленность, признаюсь, даже приятно удивлен столь подробным вниманием к моей скромной персоне, но должен заметить, что моя карточная эпоха благополучно завершилась и за истечением срока давности все связанные с нею нарушения законодательств Союза ССР и Российской Федерации, каковые, не скрою, случались, в настоящее время не имеют под собой юридической силы. Ну это так, о-про-по, это все вы лучше моего знаете. А что касается пресловутых виз, тут вы совершенно правы: нелегко, а иногда и просто-таки унизительно. В этом вопросе я прибегнул к такому выходу: звоню по телефону доброжелательному представителю французского посольства, тот приезжает ко мне домой и ровно через сутки привозит в запечатанном конверте все необходимые документы, включая авиационные билеты. Мы обмениваемся конвертами и расстаемся до следующей надобности друг в друге.
— Изумительно! — Трусс постарался как можно искренне обрадоваться услышанному. — А если не в каждом посольстве работают такие «доброжелатели»?
Аркадий Семенович лукаво на него посмотрел. По всей видимости, он и в самом деле не первый год жил на свете, успел повидать многое, и труссовские актерские потуги его не убедили. Он сказал достаточно убедительно:
— В каждом. Разница исключительно в толщине конверта.
— Да-а-а, век живи… — по инерции продолжил наивничать Трусс, — а дураком помрешь. Как чувствует себя Николай Семенович?
Подобный «логический скачок» не застал Заботкина врасплох, реакция его была подобна спринтерской на выстрел стартового пистолета.
— А что ему сделается? Жив курилка, хотя, кажется, он и не курил-то никогда.
— Сегодня виделись?
— Сегодня нет. Рейс шибко ранний, а он поспать любит. Сова.
— А вчера?
— Вчера — да. Пообщались.
— У него останавливались?
Трусс задал вопрос без какого-либо расчета на успех — так, на всякий случай, а вдруг да оплошает дядечка — но подробный, старательно откровенный и безбоязненно наглый ответ Заботкина поначалу майора несколько смутил: «Не прост, ох не прост этот бывший карточный шулер, любитель резьбы по драгоценным камням». Но по размышлении зрелом он успокоился: «Ничего, и мы не лыком шиты. Тем интересней».