Скучающий жених
Шрифт:
– Вам придется возвращаться, чтобы забрать кого-то еще?
Задавая этот вопрос, она напряглась. Ей была невыносима сама мысль о том, что маркиз снова может оказаться в опасности. Она не сомневалась, что как бы ни умоляла она маркиза, больше он никогда не разрешит ей сопровождать его в этих опасных путешествиях.
«Как я это вынесу? – задавала она себе безмолвный вопрос. – Оставаться дома, знать, что в любую минуту его могут схватить, отвезти в Париж, где он предстанет перед трибуналом. А что, если его расстреляют?»
Маркиз, пригубив
– Маловероятно, что мои услуги понадобятся для спасения других пленников. Лорд Бомонт убеждает меня, что возможности побега теперь ни у кого не осталось. Французам не нравится, когда их выставляют в дураках. И я их понимаю. Должен признать, в прошлом году в результате моих действий они и вправду выглядели по-дурацки.
– Значит, вы больше не будете уезжать? – оживилась Лукреция, не в силах сдержать радость.
Маркиз покачал головой.
– Нет. Бедняги! Им придется оставаться в руках неприятеля до окончания войны. Лорд Бомонт сообщил мне, что наиболее знатных пленников отправляют из Парижа дальше на юг, в Авиньон или Лион.
– Это замечательно! – вырвалось у Лукреции.
Маркиз удивленно посмотрел на нее. Он хотел было ответить ей, но передумал и поднялся из-за стола.
– Я хочу, чтобы вы увидели закат, – сказал он. – Это потрясающее зрелище!
Он проводил Лукрецию из столовой, по дубовой лестнице они поднялись на второй этаж.
Маркиз открыл дверь, и они оказались в комнате, откуда открывался прекрасный вид на море.
В полукруглой комнате было шесть окон, она вся была залита красноватым светом. Солнце медленно погружалось в море. В спокойной водной глади отражались его алые и золотые лучи.
– Какая чудесная комната! Какой великолепный вид! – воскликнула Лукреция.
– Я рад, что вы такого мнения, – ответил маркиз. – Я сам спроектировал ее. Когда я живу здесь, мне кажется, что я плыву в море на большом галеоне.
Лукреция окинула взглядом комнату. Это была спальня. В комнате стояла огромная позолоченная кровать, украшенная резными изображениями дельфинов и других морских существ. Она смотрела в изумлении на необычную кровать, но изумление быстро сменилось восхищением – в жизни она не видела кровати красивее.
– Мой дед купил ее в Италии, – пояснил маркиз. – Я подумал, что она как нельзя лучше подходит для этого дома. Поэтому я перевез ее сюда из Мерлинкура.
– Фантастика! – пробормотала Лукреция, разглядывая алый шелковый балдахин, на котором был вышит герб Мерлинов.
И вдруг она увидела на кровати свою ночную рубашку.
– Если мы сегодня проведем здесь ночь, я не имею права прогнать вас из вашей собственной постели, – скороговоркой выпалила Лукреция и подняла глаза на маркиза.
Выражение его лица заставило ее сердце отчаянно забиться. Едва не теряя сознание от охватившего ее волнения, она подошла к распахнутому окну.
Она не видела красоты заката, не слышала шума моря и волн, бьющихся о прибрежные камни и откатывающихся назад пенными гребнями. Она была охвачена
Мгновенье помолчав, он спросил:
– А почему вы плакали?
Ее удивил его вопрос: она полагала, что смыла следы слез. Лукреция не знала, что ему ответить. Заметив, что маркиз ждет от нее объяснения, она неуверенно произнесла:
– Я… я… устала.
– Я могу это понять, – согласился маркиз. – А может быть, вам еще немного грустно от того, что приключение кончилось? Вам жаль расставаться с тревогой, волнением, радостью, которую мы и в опасности испытывали от того, что нам удается перехитрить французов? Ведь было так приятно сознавать, что мы переигрываем противника!
– Д-да, – пробормотала Лукреция.
– Излишне говорить, как вы были великолепны. Я и не подозревал раньше, что женщина может быть такой отважной, стойкой, доблестной и просто волшебной!
Лукреция почувствовала, что искренние слова маркиза вот-вот вызовут у нее слезы.
– В-вы действительно так д-думаете? – спросила она, запинаясь на каждом слове.
– Да, я думаю так. И я думаю о многом другом, – ответил он.
– Мне так стыдно, что я не выдержала все испытания до конца.
– Вы полагаете, я не проклинал себя за то, что мучаю вас, заставляя идти дальше и дальше?! – воскликнул маркиз. – Я с ума сходил, тревожась за вас, и забывал при этом о том, что вы юная хрупкая женщина. То, что я от вас требовал, было так жестоко!
Лукреция не могла вымолвить ни слова в ответ. Она чувствовала, как по щекам у нее все-таки потекли потоки слез – и все из-за того, что маркиз говорит с ней так взволнованно и… ласково.
– Наши приключения – волнующая повесть, которую мы будем рассказывать своим детям и внукам! Но есть один вопрос, который волнует меня. И я хотел бы услышать от вас ответ.
– Какой вопрос? – попыталась спокойно произнести Лукреция, но ее голос задрожал и выдал ее волнение.
– Я хочу знать, почему вы на самом деле пошли за мной, – сказал маркиз. – Почему там, в лесу, вы так беспокоились, чтобы я не замерз? Почему заботились о моей руке и почему отдали мне почти весь завтрак у мадам Круа, когда мы оба были голодны?
Маркиз умолк.
А Лукреция почувствовала, что вот-вот она разрыдается в голос, и продолжала стоять у окна, пытаясь взять себя в руки.
– Посмотрите на меня, Лукреция! – попросил маркиз.
Она не смела пошевелиться и не поднимала опущенной головы.
Маркиз сказал с упреком:
– Вот непокорная! А помните, всего несколько дней назад вы дали обет меня слушаться? Помните? «Любить, чтить и повиноваться…» Это были ваши слова перед алтарем. А теперь вы мне не повинуетесь и, как видно, не собираетесь меня чтить. Выходит, остается лишь одно: любить!